Офицер спросил:

– Кто прятал евреев?

Поля ответила за отца:

– Я. Только я прятала, он ничего не знал…

Привели няню.

Офицер спросил:

– Кто прятал евреев?

Поля сказала:

– Я. Только я прятала.

Привели Войтека, старшего, семилетнего Полиного сына.

– Кто прятал?..

Поля сказала…

Офицер велел Поле залезть в сани. Она села рядом с тремя евреями. Четвертый, которого волокли на веревке, уже был неживой. Его отрезали и оставили на снегу.

Сани поехали в соседнюю деревню, Аннополь. За первым же овином евреи вырыли могилу для себя и Поли Махчинской.

7.

Еврея, отрезанного от саней, похоронили на берегу пруда.

Троих из-под овина – на еврейском кладбище.

Полю – на католическом.

Сыновья запомнили, что, когда ее хоронили, был лютый январский мороз.

Муж Поли приехал из своего партизанского отряда прямо на кладбище. Постоял над могилой, помолился, обнял сыновей – и снова исчез.

В апреле похоронили отца Поли, Хенрика Махчинского. Полины сыновья запомнили, что было тепло, светило весеннее солнце.

После похорон они с ребятами побежали на пруд.

Всю зиму на прудах держалась толстая ледяная корка. Теперь лед таял, и на воде, брюхом вверх, лежали задохшиеся рыбы.

На берегу стоял рыбак. Он вытаскивал рыб багром и клал в мешок.

Вырыл яму.

Ребята стояли в сосновом молодняке, между деревцами, и наблюдали за его работой. Увидели в яме часть туловища.

– Это ребра, – сказал рыбак.

Рядом лежало что-то сизое, продолговатое, похожее на две сложенные вместе человеческие ладони.

– Это сердце, – сказал рыбак. – Интересно, чье?

– Еврея, – догадался кто-то из мальчиков. – Этого, которого от саней отрезали.

– Еврея сердце, – повторил рыбак, подтащил мешок к яме и бросил туда дохлых рыб.

8.

Один из полицейских рассказал историю Поли на процессе по делу батальона в Гамбурге.

Эта история упомянута в книге Кристофера Браунинга.

“Немецкая полиция, – пишет Браунинг, – бросилась на поиски хозяйки дома, которой удалось убежать. Женщина отправилась к своему отцу в соседнюю деревню. Лейтенант Бранд поставил отца перед выбором: его жизнь или жизнь дочери. Мужчина отдал дочь, которую застрелили…”

Лейтенант поставил отца перед выбором: его жизнь или жизнь дочери… – показал полицейский, свидетель произошедшего.

Лейтенант поставил отца перед выбором…

9.

После войны землю Махчинских раздали крестьянам. Лес оставили Полиным детям.

Дом с красной черепичной крышей кто-то купил, разобрал и перенес в другую деревню.

Кто-то другой забрал козырек и во́рот с колодца. Над землей осталось серое бетонное колодезное кольцо.

Полины сыновья, Войтек и Славек, приезжали в Плебанки каждое лето. Жили в няниной хате. Они очень любили это место, которого не было ни на одной карте. Поляну среди деревьев, куст сирени около хаты, две одичавшие яблоньки…

Войтек не раз говорил, что по лесу блуждают добрые заботливые духи.

Войтек приезжал с собакой по кличке Дриф. Это был серый, почти серебряный шпиц. Второй шпиц в семье, после Полиного Фифрека – желтого с белыми подпалинами. У Поли было много животных: лошади, кошки, собаки, – но Фифрек был самый любимый. После ее смерти он перестал есть и через две недели сдох.

Пару лет назад Войтек пошел гулять с Дрифом. Пес убежал вперед и исчез. Войтек прочесал лес, собаки нигде не было. Вернулся на опушку и вспомнил про колодец около дома, крытого красной черепицей. Нашел этот колодец. Кто-то украл бетонное кольцо, в земле зияла чернотой четырехметровая дыра. Из черноты доносился собачий визг…

Войтек нагнулся…

Трупы Дрифа и Войтека с немалым трудом вытащили из колодца местные крестьяне.

10.

Есть лес: золотисто-красные осенние березы.

Есть поляна в лесу.

Есть старая бревенчатая хата на поляне.

Есть Плебанки.

Гражина, внучка Поли, высокая, кареглазая, с золотисто-рыжими волосами, не подходит к колодцу, в котором утонул ее отец. Не заходит в хату, в которой допрашивали бабушку. Не спускает с рук сына. Оберегает его от духов Плебанок.

– Мама стояла вот здесь, – показывает в бревенчатой хате Славек, младший сын Поли. – Лицом к окну.

У окна стоял немецкий офицер. (Благодаря книге Кристофера Браунинга мы знаем, что это был лейтенант Бранд.) Из той двери, из кухни, входили по очереди…

– Кто прятал евреев? – спрашивал Бранд.

Полин отец мог сказать: “Я прятал, дочка ничего не знала”.

Но отец молчал, а Поля твердила:

– Только я…

– Она, так? – уточнил немец, с интересом глядя на старого человека.

Отец Поли молчал.

Через четыре месяца он умер. Не болел, ни на что не жаловался. Перестал есть и умер.

Полин муж снова приехал из партизанского отряда. Стоял в саду, под апрельским солнцем, над тазом. Мыл шею и лицо, кто-то поливал ему из кружки. Сыновья стояли рядом и рассказывали новости: сперва Фифрек перестал есть – не ел, пока не умер, потом дедушка перестал есть…

Пошли хоронить дедушку Махчинского. После похорон отец исчез, а ребята побежали на пруд. Увидели задохшихся рыб на воде, а на берегу рыбака с мешком.

11.

Незадолго до смерти Поля Махчинская дала Ривке, еврейской девушке из Коцка, арийские документы. Дала варшавский адрес родителей мужа. На железнодорожную станцию велела ехать на крестьянской подводе.

Ривке было двадцать лет. Она была дочкой плотника Шмуля Гольдфингера. У них была мастерская во флигеле, на Броварной.

Девушка попросила соседа-поляка отвезти ее на вокзал.

– Убирайся! – крикнул сосед, и Ривка спросила у Поли, что делать.

– Подожди, – сказала Поля, побежала куда-то и вернулась с немецким полицейским.

– Отвезешь ее? – спросил полицейский соседа и взялся за пистолет.

Сосед запряг лошадь и отвез Ривку на станцию.

Она пережила войну. Ее мать Шпринца, пять ее сестер – Сара, Леа, Хава, Блюма и Цеся, и ее брат Лейзор погибли в Треблинке. Отца немцы убили в Лукове, во время массовой акции. Наверно, артисты застрелили, из концертной бригады. На песчаной, поросшей редким кустарником поляне.

12.