– Меир, когда ты повзрослеешь?

Иче (крупы), отец четверых детей, говорил:

– Меир, когда ты…

Шломо (рис), отец двоих:

– Меир…

Арон, отец единственной дочери, самой младшей в семье, будущего профессора философии, Арон, у которого сельдь и рыбопродукты:

– Меир!

Братья, конечно, были серьезные и взрослые, но когда, например, Арон – маленький и нудноватый – входил в гостиную, веселее там не становилось. Никто и не замечал: здесь Арон или его еще нет. Когда же входил Меир, лица у всех прояснялись и жить на свете становилось приятнее.

3.

Дядя Меир женился на богатой пышнотелой портнихе с длинными светлыми волосами и короткой шеей. Они наняли прислугу. “Девушку” – говорили в те времена. У нее были живые глаза, приветливая улыбка и неправильная, слегка выпяченная верхняя губа.

Алиция, деревенская девчонка, влюбилась в дядю Меира.

Господи. В него все девушки влюблялись, но не по-настоящему. К дяде Меиру никто не относился всерьез. Никто – за исключением деревенской девчонки.

4.

Во время войны Алиция проявила себя смелой и предприимчивой. Раздобыла поддельные документы. Подкупила охрану…

Благодаря Алиции из гетто выбрались дядя Меир и Арон, его брат, с семьями.

Меир вышел последним. Он боялся. Тянул до последнего, но вышел с шиком. Надел бриджи, высокие сапоги, куртку из яркого клетчатого одеяла… и первый же шмальцовник затащил его в ближайшую подворотню.

– Деньги!

Дядя Меир вытащил банкноты из одного сапога и отдал шмальцовнику. Вытащил из другого – и отдал. Шмальцовник сосчитал, спрятал…

– Я могу идти? – спросил, дрожа, дядя Меир.

– Погоди, – сказал шмальцовник.

Достал бумажник, отсчитал половину банкнот и вручил дяде:

– Держи. Тебе тоже надо жить.

Раз уж все на свете любили дядю, мог ли его не полюбить шмальцовник?

– Иди и живи, – повторил он, хлопнув дядю Меира по плечу.

Ну и дядя Меир пошел. И жил дальше.

5.

Алиция пристроила всех на арийской стороне. Приносила им продукты. Приводила врачей. Когда возвращалась из деревни с нелегальным мясом, ее арестовали. Отправили в Освенцим. Там она встретила Геню, свояченицу дяди Меира.

“Я раздобыла синюю кружку с проволочной ручкой, – после войны писала Геня из Иерусалима родственникам в Осло. – Еще затемно, до апеля[130], я бежала в кухню, Алиция брала половник и со дна котла зачерпывала мне супу погуще…”

6.

Погибли:

Давид (мука) с женой и шестерыми детьми;

Иче (крупы) с женой и четырьмя детьми;

Шломо (рис) с женой и двумя детьми.

Выжили благодаря Алиции:

дядя Меир с женой и дочкой;

Арон, брат Меира, с женой и дочкой (будущим профессором философии);

Геня, свояченица Меира.

7.

Они встретились в Лодзи: уцелевшие семьи и Алиция. Решили эмигрировать.

До отъезда следовало как-то определиться с Алицией. Нашли ей мужа. “Он был в порядке”.

В семейном альбоме есть его фотография. Светлые волосы, скошенный подбородок, открытый взгляд и крупный курносый нос.

– Я не назвала бы его некрасивым, – рассказывала Хелен. – И красивым бы не назвала. Он не был глуп. И не был умен. Он был в порядке. Сдерживал обещания и уж точно не походил на Рудольфо Валентино.

8.

Они говорили:

– Лучше ничего не придумать, дорогая Алиция. У тебя будет дом, родятся дети. Даст Бог, когда-нибудь навестите нас в Норвегии…

Алиция слушала с пониманием. У нее будет дом. Родятся дети.

– Мы тебя будем помнить до конца жизни, дорогая Алиция…

Они сдержали слово. Из Осло посылали деньги, из Израиля – цитрусы.

“Дорогая Геня, доллары получила…” – писала Алиция в новогодней открытке.

“Подтверждаю получение…” – писала Алиция на бланке Банка Пекао[131].

“Господи, почему судьба ко мне так недобра? Почему мы не вместе? Вы пишете, что пора бы уже повзрослеть. Я взрослая, поэтому мне так тяжело… Но почему-то я верю, что когда-нибудь еще буду с вами …” – писала Алиция.

“Подтверждаю получение…”

“Доллары получила…”

“У меня для вас печальная новость. Моя жена в психиатрической больнице…” – написал в Осло муж Алиции.

9.

В семье Хелен постоянно присутствовали две темы: Алиция и женские чулки.

Чулки были приятной темой. Арон мигом угадал будущность нейлоновых чулок, Меир очаровал владелиц галантерейных магазинов. Арон оценил перспективность колготок, Меир очаровал… Арон обладал даром предвидения, Меир – обаянием. Фирма “Братья Зоненшайн” процветала.

Алиция была темой печальной.

– Что с Алицией? – озабоченно спрашивала мать Хелен. – Вы получили письмо?

– Плохо с Алицией, – отвечала жена Меира и шумно вздыхала.

– Есть новости от Алиции? – спрашивал дядя Меир.

– Новости скверные, очень скверные, – с грустью, понизив голос, отвечал отец Хелен.

– Почему вы ее не приглашаете? – спрашивала Хелен. – Она по вас тоскует.

– В Осло? – удивлялись они. – А что ей тут делать?

– Ясно, – говорила Хелен. – Она всего лишь полька из деревни. Что деревенской польке делать с вами в Осло?

– Не кричи, – просила мать. – Мы ей благодарны. Мы ей помогаем. Что еще можно?..

“В начале болезни я думала о самоубийстве, теперь это прошло… Конечно, мне не велено волноваться. Сын навещает меня в больнице два раза в год. Когда муж со мной развелся, он взял опекунство, а сейчас я его не интересую. Если у вас есть желание, попрошу или ношеную одежду, или лимоны и апельсины, потому что пошлина маленькая…” – писала Алиция.

Последнее письмо из Польши пришло от ее бывшего мужа:

“У меня для вас печальная новость. Алиция умерла”.

Хелен Зоненшайн убежала из дому.

Служила официанткой, нанималась сидеть с детьми и заработала на билет в Штаты. Поселилась в Калифорнии, с другими молодыми евреями, тоже убежавшими из дому.