в фазе сомнений. Запланировал перечитать «Трактат» в надежде на обновлённое понимание или, если точнее, на понимание вообще. В «Мостерс» он вошёл тяжёлой походкой, как шахтёр, который идёт к своей угольной шахте.

Там сидела она, та, что в куртке, и ела бутерброд с фрикадельками. Он был уверен, что раньше в этом кафе её не видел. Но сейчас она здесь. Мартин прошёл мимо как ни в чём не бывало, но пульс зашкаливал, а сердечная мышца заработала на пределе. Делая заказ, он никак не мог ответить, чего хочет.

Сел за стол и тут же обжёг язык кофе. Взгляд, казалось, физически не мог удержаться на странице. Всё время опускался вниз, а потом огибал помещение и останавливался у стола на противоположной стене, этот стол притягивал его взгляд, как магнит – беспомощные железные опилки.

Холст, масло, 80×120 см, пожалуй, забытый шедевр Ренуара, ок. 1875. Свитер-матроска, дрожащие полоски белого и оттенка голубой мидии. Плавные линии носа и скул; бледно-розовая кожа в веснушках, летом их наверняка становится больше. Волосы каскадом падают на плечи… растрёпанные, как у прерафаэлитов… Она периодически убирает прядь с лица, быстро и немного раздражённо. Сидит, склонившись над книгой, и глаза, тёмно-синие, быстро перемещаются по страницам. Над одной бровью вертикальная морщинка. В свободной руке вилка, на которую она накалывает фрикадельки. А если взглянуть немного сбоку, чтобы не было очень заметно, что он на неё смотрит, образ кажется ясным и точным. Мартин перелистнул страницу.

И как только он немного сфокусировался на книге, раздался скрип отодвигаемого стула. Она встала и начала собирать вещи. Когда дверь открылась, звякнул колокольчик. Мартин вынул маленькую серую записную книжку и написал: Лёгкий звон дверного колокольчика – звук невозвратимости. В метафизическом смысле это мог бы быть звук тяжёлой двери, закрывающейся (навсегда???).

* * *

Теперь он искал её более целенаправленно. Он даже вернулся в бар, где впервые её увидел. Когда они вошли внутрь, он почти убедил себя, что она там, сидит одна, окружённая светотенью от золотого свечения лампы и синего сигаретного дыма. Но там никого не оказалось, кроме нескольких старых тусовщиков и мужчины в кожаной куртке, который вливал в себя фернет у барной стойки.

– Может, лучше к тайцам? – предложил Густав. И потом всю дорогу ныл, что в плане кабаков Мартин стал географическим либералом.

– Тащиться в Васастан. Интересно, куда дальше.

Поначалу Мартина беспокоило то, что ему нравятся блондинки. Что тело включало цепь реакций, которые не всегда одобрял мозг. Учащённый пульс, рассеянность. Он анализировал процесс в записных книжках, в которых собирал материал для романа. (Он решил его основательно отредактировать, может быть, даже полностью переписать, как только закончит с выпускной работой.)

Всё объясняется элементарной сексуальной неудовлетворённостью, которую он, вследствие эволюционной прихоти, принимает за сложное чувство? Он никогда не верил в эту идиотскую любовь с первого взгляда, но вожделение с первого взгляда – другое дело. Но она даже не в его вкусе. Слишком высокая, слишком худая. Когда он пытался вспомнить её лицо, черты размывались, как у импрессионистов.

Через несколько недель вдалеке у Хагачуркан он заметил её силуэт. И тут же испытал странное болезненное ощущение, у него как будто свело живот, но он это проигнорировал.

– Слушай, – сказал он Густаву, который увлечённо рассуждал на тему Что Такое Искусство, ты знаешь, кто она?

– Кто?

– В зелёной куртке.

– Понятия не имею.

– Уверен?

– Конечно, нет. Она же очень далеко. В общем, как я сказал… ему нужно было сделать копию Венеры Милосской, и он сделал гипсовый слепок своего друга или девицы, с которой переспал…

Она скрылась за Скансторгет.

Мартин понял, что чем больше пытается не думать о ней, тем больше думает. Он думал о ней, когда ехал в школу на велосипеде, хотя по дороге хотел подумать об интеллектуальном родстве Шопенгауэра и Ницше. В читальном зале вспоминал, как она заводила за ухо прядь волос, и в третий раз не понимал ни слова в «Трактате». Думал, чем она сейчас занимается, когда стоял в очереди к кассе в «Консуме», чтобы оплатить связку бананов, два литра молока, три банки консервированных бобов в томатном соусе, бекон, полкило картошки и две пачки «Лаки страйк». Думал о том, как её тонкие пальцы разминают сигарету, пока Андерс говорил о том, что у США военный менталитет старшего брата, и случайно пролил мясной соус на рубашку. Думал о ней, когда чистил зубы, одновременно пытаясь выдавить прыщ на лбу. Думал, когда засыпал под приглушённые голоса членов книжного кружка, который, подкрепившись красным вином, обсуждал за стеной Маркса. Представлял, как она где-то там потягивается в своей постели.

* * *

Когда на Бритту накатывало настроение поговорить о духовном, больше всего она любила порассуждать о Судьбе. Существует ли она? Если да, то это то же самое, что верить в Бога? Дискуссия была безнадёжной, потому что у Бритты не было, по сути, никаких аргументов в пользу существования судьбы, кроме того, что «было бы страшно грустно узнать, что смысла вообще ни в чём нет, и всё на свете случайность».

– Но именно это и есть главный принцип экзистенциализма, – отвечал Мартин.

Бритта обвиняла его в том, что он ко всему «приплетает свою философию», а если он не сдавался и говорил, что у неё нет никаких рациональных оснований для веры в судьбу и что это просто выражение её тревоги из-за бессмысленности всего и так далее, она начинала сердиться.

Иное дело – случайность. Её Мартин готов был признать. Она неизбежный фактор человеческого существования. Поэтому, когда он вспоминал тот апрельский день, у него всегда начинала кружиться голова. Он мог прийти в Университетскую библиотеку на пять минут раньше или позже. Он мог вообще туда не пойти.

Каштаны зацвели на удивление рано, сухой асфальт поскрипывал оставшимся после зимы гравием, на залитой солнцем лужайке возле Нэкрусдаммен сидели, расстелив пледы, студенты и пытались убедить самих себя, что они готовятся к экзаменам. Мартин Берг намеревался провести всю вторую половину дня в компании фон Гартмана, забытого немецкого философа с длинной окладистой бородой. Его «Философия бессознательного» на самом деле в работе была явно лишней, но Мартину хотелось включить сей малоизвестный труд в список источников. Чтобы показать, что он действительно глубоко проработал вопрос о языке и восприятии. Он прочтёт пару глав и найдёт подходящие цитаты… фон Гартман в 1869 году пишет, что… здесь просматривается параллель между Витгенштейном и немецким мыслителем фон Гартманом, выражающаяся в том, что… Что-нибудь такое.

Библиотекарь написал на бумажке номер стеллажа,