— Посоветовать что-то можешь?

— Могу. Перестать страдать фигней и вызвать на место некроманта. Кстати мне тема для дипломной работы нужна, а у вас там что-то похожее на подходящий материальчик…

— Валяй, напрашивайся. Только давай без упоминания моего имени, а?

— Всю малину обломал. Ладно, выкручусь. И позвони через недельку, может что еще скажу.

— Понятно, спасибо.

Мы распрощались. Я положил трубку, постоял немного в раздумьях обо всем сразу, а потом, словно очнувшись, тряхнул головой и отправился к себе, ужинать.

Разговор в отцовском кабинете больше был похож на врачебный осмотр. Диагностика — сложные схемы, копающие куда глубже стандартных заклинаний. Замеры, тесты, вопросы о самочувствии…

Я отвечал механически, мысленно пребывая не здесь.

Было сложно сказать, удовлетворил ли отца результат, но я в любом случае был рад, когда все закончилось. Натянул футболку и направился к двери.

— Даниэль.

Я механически остановился, не оборачиваясь, на выходе из отцовского кабинета.

— Изволь стоять ко мне лицом, когда я с тобой разговариваю.

Я подчинился, подняв максимально бесстрастный взгляд на человека, видеть которого мне совершенно не хотелось.

— Мистер Даст сообщил, что в прошлое воскресенье ты делал покупку в ювелирном магазине. Могу я узнать об этом подробнее?

Меньше, чем видеть Эрика Лагранжа, мне хотелось только обсуждать с ним Лали.

— Подарок девушке, — я с усилием разлепил сопротивляющиеся губы.

Отец взглянул на меня оценивающе. И вполне одобрительно заключил:

— Я распоряжусь, чтобы тебе увеличили содержание. Не позорь фамилию мелочностью.

Я молча кивнул, теперь не торопясь уходить, а дожидаясь, когда меня отпустят. Было очевидно, что это еще не все. И мои ожидания не были обмануты.

— Даниэль, — теперь отец смотрел пристально и остро, — ты, конечно, еще слишком молод и, по-моему, достаточно сообразителен. Но предпочитаю все же обозначить этот момент. Надеюсь, ты понимаешь, что девушка из исправительного учреждения вроде "Зеленых Гор" — неподходящая партия для сколько-нибудь серьезных отношений. И тем более — для нашей семьи.

— Конечно, отец. Понимаю.

Наверное, этому подоконнику суждено отныне стать традиционным местом моего вечернего воскресного пребывания. Здесь я сидела две недели назад, дожидаясь (но старательно убеждая себя, что нет) возвращения Даниэля первый раз, после спасения. Ну и поскольку я тогда опытным путем убедилась, что место крайне практичное, смысла подыскивать другое я не видела.

Сегодня я не пыталась заработать косоглазие, одновременно глядя и на двор, и в книгу. Для прикрытия какой-то учебник на коленях лежал, но смотрела я во двор, привалившись виском к холодному стеклу.

Стоило признаться самой себе, что Лагранж мне нравится — действительно нравится — как тщательно выстроенные бастионы и запреты самой себе посыпались, будто выстроены они были из песка. И мне даже не хотелось убеждать себя, что я не соскучилась и не жду.

Не то чтобы эти выходные были совсем уж такими тоскливыми, как раз наоборот — весьма насыщенными.

Утро субботы я проторчала в библиотеке, пытаясь отыскать хоть что-то относительно детальное по истории замка. Увы, не то чтобы добилась внушительных успехов, зато медитируя над детальным планом, додумалась до одной интересной мысли — и ей сразу же очень захотелось поделиться с Даниэлем.

Разговор с матерью даже как-то почти не зацепил в этот раз, я слишком была погружена в свои мысли, и только положив трубку краем сознания отметила, что тема моего возвращения на каникулы не поднималась.

А потом мы отправились в поход.

Выйти за пределы замка — это каждый раз событие невероятной величины, пусть даже “под конвоем” и в браслетах.

А еще тут правда было красиво. И постоянно я ловила себя на мысли — жаль, что Даниэль этого не видит. Жаль, что его тут нет.

Зато был Крис.

При воспоминании о Эриндейле, я даже плечами невольно передернула. Парень так и норовил оказаться поближе, заставляя меня практически жаться к наставникам, несколько раз пытался завязать разговор. Но так и не выдал ни прямо, ни намеком, какого беса ему все-таки от меня нужно. Задать вопрос в лоб в присутствии всех я не рискнула. Может быть и зря, потому что повышенный крисовский интерес к моей персоне, кажется, начали замечать и другие. По крайней мере, Мирей вчера смотрела на меня очень задумчиво.

Невидимость таяла, как снег в солнечный апрельский день.

Контролировать чужое внимание, отводить его, становилось все сложнее, было ощущение, что я пытаюсь дергать одновременно за огромное количество ниточек, сбиваюсь, путаюсь и они начинают валиться из рук.

Половина меня от этого пребывала в парализующем ужасе. Она требовала запереться в комнате и впасть в летаргию на месяцок-другой, чтобы про меня все опять забыли. Другой половине было глубоко плевать.

Хотя само наличие этой второй половины удивляло меня до глубины души.

Откуда она только вообще взялась?

И мало того, что взялась, но еще и победила в ожесточенных метаниях, касающихся фундаментального вопроса: встречать или обойдется.

И теперь я сидела на подоконнике.

Когда ворота мигнули символами и дернулись, открываясь, сердце тоже дернулось, сбиваясь с ритма, а потом принялось разгоняться, не реагируя на мои “тпру, э, куда!”.

Я жадно наблюдала за тем, как черная машина плавно останавливается перед замком, как распахивается дверь, как выныривает из недр автомобиля светлая макушка.

Даниэль поднял голову.

Мне плохо было видно его лицо, а ему наверняка еще хуже — мое, но все равно, внутри что-то дернулось, как будто мы встретились взглядами.

А потом он скрылся в дверях, и я прикрыла глаза — теперь смотреть не на что — и принялась медленно вдыхать и выдыхать, пытаясь унять расшалившиеся нервы. Есть в этом что-то неправильное. Не должен он на меня так действовать! Я не разрешала!

Слишком увлекшись дыхательной гимнастикой, я каким-то образом пропустила момент, когда Лагранж подошел и плюхнулся на подоконник.

Вздрогнув, я распахнула глаза — и все усилия унять сердцебиение насмарку.

— Привет, седая девочка, — Даниэль дернул в улыбке углом губ.

И я напряглась. Что-то было не так.

Тени под глазами, мелкие бисеринки пота на лбу…

Я рывком выпрямилась, протянула руку и обвила пальцами загорелое запястье.

Холодная кожа, замедленный пульс…