историю с Ришемом вы сумели превратить в спокойные объяснения, а не в слезную мольбу о помощи.

Всё прекрасно, вы зря расстраиваетесь, дитя мое. Пусть увидит в вас то, что ему и вправду необходимо. К тому же напоминаю, что вы – девица, и вступить с вами в отношения – это большая ответственность. А то, что он не противится сопровождению, так ведь он и не на свидание идет. Впрочем, нужно заставить его шевелиться. Пора пробудить в нем инстинкт охотника, иначе мы и вправду рискуем потерять его интерес.

– Как? – насторожилась я.

– Из вас с Гардом получилась бы отличная разбойничья шайка, – легко рассмеялась герцогиня. – Призовем его в помощь.

И вот я, заручившись согласием своего наперсника, направлялась в конюшню, чтобы прокатиться с ним в паре на глазах Его Величества. Впрочем, наши намерения с бароном были шире и интересней, чем просто показывать, что без общества монарха я горевать не стану. Я и вправду не собиралась что-то изображать, потому что у меня был Фьер Гард, а значит, провести время можно было весело и интересно. И когда мы с ним сговаривались, его милость не преминул напомнить:

– Я всё еще настаиваю на настоящих скачках.

– Экий вы неугомонный, – хмыкнула я тогда. – Но раз уж вам хочется, чтобы вам утерли нос, то, так и быть, я подготовлю дюжину платков.

– К чему столько? – полюбопытствовал Гард.

– Чтобы они впитали все ваши слезы, – пояснила я. – Не свое же плечо мне подставлять под вашу горечь.

– Еще поглядим, кто станет плакать, – ответствовал его милость. – И я не такой жадина, как вы, и потому можете рыдать в мое плечо сколько угодно.

– Поглядим, – усмехнулась я.

На том и порешили. Так что прогулка обещала быть занимательной, а может, еще и с пользой для нашего дела. Пока недовольство государя было двояким, поэтому выводов делать не стоило, и мы поспешили к своим скакунам: я в конюшню лелеять нежную лошадиную душу, а барон остался у ворот ждать своего жеребца, ну и нас с Аферистом.

Сказать по правде, Аметист мне и вправду полюбился, и потому менять его на вторую свою сердечную склонность – Стрелу, я не стала. Конь оказался выносливым, шустрым, а главное, он во всем со мной соглашался. Я говорю, он кивает. Я возмущаюсь, он фыркает. А еще мы оба были с ним не такие, как сообщество, окружающее нас. Я – инакомыслящая, Аметист тоже. И как можно предать единомышленника? Невозможно!

Из конюшни мы выехали спустя полчаса, когда барон успел прийти в ворчливое расположение духа.

– И вы еще спрашиваете, в чем превосходство мужчин над женщинами. Хотя бы в том, что мы не превращаем душу другого человека в бурлящий котел. Лично я уже готов изойти паром и выплеснуть на вас всё, что успело во мне вскипеть.

– Вот в этом всё и дело, – философски заметила я. – Женщины умеют терпеть, а потому мы умеем прощать, и прощаем мужчинам все их выходки и даже то, что готово из него выплеснуться. Что скажешь, дружочек? – спросила я Аметиста, погладив его по шее, и жеребец кивнул, поддержав меня и в этот раз.

– Мнение коня не может быть учтено уже потому, что он конь, а значит, существо бессознательное. И к тому же не обладает даром слова…

– Что вы! – воскликнула я. – Не смейте говорить при нем этой крамолы! А впрочем, – я снова погладила оскорбленного жеребца, – за вашу неучтивость он заставит вас глотать пыль из-под своих копыт. Верно, мой дорогой? – Аметист согласно кивнул, после повернул голову к барону и издал красноречивое:

– Пфр.

– Так-то, – многозначительно ответила я и тронула поводья.

– Скажите на милость, какие обидчивые и самоуверенные, – фыркнул в ответ его милость, и мы наконец отправились на прогулку.

Впрочем, далеко мы так и не уехали. Покинув пределы резиденции и устремившись по тому пути, по которому я каталась обычно, мы проехались мимо пирса и повернули на дорогу, ведущую в сторону второго по живописности месту после Лакаса – ко второму озеру, называемому Братцем из-за близости к Жемчужному озеру и уступающему в размерах. Скачки пока не затевали, просто наслаждаясь неспешной ездой. И когда поравнялись с деревом с раздвоенным стволом, за которым было чистое от всяких зарослей место, то к своему удивлению обнаружили того, кто должен был сейчас ехать по своей излюбленной дороге в другую сторону.

– Ваше Величество? – вырвалось у меня непозволительно удивленно.

– Государь, – барон вновь склонил голову.

Король и графиня были спешившись, и мы поспешили спуститься на землю, чтобы приветствовать монарха, как полагается. Так как мы с Гардом собирались соревноваться в удали наших скакунов, то я опять выехала по-мужски. Все прошедшие дни, когда я выбиралась покататься, то использовала дамское седло, потому что со мной были или дядюшка, или кто-то из фрейлин ее светлости. Так было решено во избежание всяких неприятностей, особенно после того, как я стала обладателем чужой тайны, и мы ожидали всяческих подвохов. Однако ничего подобного так и не произошло, что заставляло насторожиться и недоумевать. Впрочем, я отвлеклась.

Так вот, государь с фавориткой прохаживались по полянке. Два телохранителя Его Величества оставались верхом, а лошадей короля и графини держал грум. Ну и нам пришлось спешиться. Гард соскочил на землю первым и подошел ко мне, чтобы помочь, чем я и воспользовалась, чтобы удержать подол на положенном ему месте.

– Чему вы удивились, ваша милость? – немного сухо спросил государь, когда я распрямилась из положенного реверанса.

– Прошу меня простить великодушно, – откликнулась я. – Я всего лишь не ожидала увидеть вас на этой дороге. Обычно вы ездите в другую сторону.

– А вы что-то имеете против? Вроде бы все дороги в Камерате принадлежат мне. Или же мы помешали каким-то вашим замыслам с его милостью?

Сказать, что я была изумлена, ничего не сказать. Впервые король разговаривал со мной столь сердито. Обычно он был приветлив и благожелателен, сейчас же я ощутила себя какой-то преступницей, таившей некие ужасные намерения.

– Простите, Ваше Величество, – вклинился барон, – ее милость вовсе не желала…

– Вы – адвокат ее милости? – оборвал его монарх. – Или же баронесса не в силах ответить сама? Обычно язык ее не подводил.

– Не подводит и в этот раз, государь, – ответила я, справившись с оторопью и некоторой обидой.

– Так отвечайте же, – потребовал он.

– Я не в силах понять причины вашего неудовольствия, Ваше Величество. Разве я чем-то огорчила вас? Это было невинное замечание и ничего более. Прошу меня простить, если я сумела задеть вас, – наверное, интонация все-таки выдала мое расстройство, потому что