– Нет, – решительно ответила я, привлекать к себе внимание не хотелось.

– И правильно. Ни к чему лишние вопросы, – точно читая мои мысли, одобрила Элка. – А я, пожалуй, схожу.

– Что Вероника говорит о своем похищении? – поспешила я вернуть подругу к интересующей меня теме.

– Ничего.

– Что значит «ничего»?

– То и значит. Вернулась от подруги в гостиницу, выпила бокал вина, кстати, руку порезала. И уснула. А все остальное – точно в бреду. Какое-то странное место, голоса… Очнулась уже в больнице.

– Такое бывает? – спросила я с сомнением.

– Наверное. Ее же наркотой накачали. У меня был знакомый наркоша, такое о своих видениях рассказывал – закачаешься. А номер собственной квартиры вспомнить не мог.

– Наркотой ее накачал все тот же Любин муж?

– Только не задавай идиотского вопроса, где он ее взял! – взмолилась Элка.

Закончив разговор, я еще некоторое время молчала, пытаясь разобраться в своих ощущениях.

– Ну? – нетерпеливо спросил Ремизов, понаблюдав за мной.

– Чепуха какая-то, – буркнула я и рассказала новости.

– Почему же чепуха? – возразил он. – Сюжет вполне в духе российской глубинки. Две подружки и идиот, сильно нуждающийся в бабках и имеющий в друзьях другого идиота.

– Я видела мужа Любы. Машину Вероники со стоянки забрал не он.

– Значит, дружок.

– Но он ведь работал в «Слободе». Его могли узнать…

– А он, разумеется, не такой идиот, чтобы рисковать? Идиоты потому и идиоты, что им приходит в голову такое, чему нормальный человек не способен найти объяснение. В любом случае нам только на руку, если полиция все свалит на него.

Последние слова мне совсем не понравились, и я разразилась бурной речью о справедливости, вызвав у Ремизова презрительный смешок.

– Скажи, чего ты от меня хочешь? – насмешливо спросил он.

Я сказала, и мы отправились в Берестов.

Люба рыдала, уткнувшись в валик дивана, через десять минут стало ясно: явились мы зря. Ничего толкового она рассказать не могла, лишь горестно повторяла:

– Придурок, теперь на него всех собак навешают. А я-то голову ломаю, откуда у него деньги на всю эту хрень, что он притащил. Мне сказал – калымил…

Ремизов чуть ли не зевал во время нашего с ней разговора, и я поспешила удалиться, самое обидное, что ни с чем. Садясь в машину, Кирилл вдруг спросил:

– Где, говоришь, дом Вероникиной тетки?

Я объяснила, как проехать, гадая, зачем он ему понадобился. Очень скоро мы тормозили неподалеку от дома. С моего недавнего посещения здесь мало что изменилось, может, скошенная трава успела чуть подрасти. Дом выглядел необитаемым. Кирилл поднялся на крыльцо и принялся шарить руками над дверью в поисках ключа. Самое удивительное, что он его нашел. Интересно, в прошлый мой приезд ключ тоже был там?

Мы вошли внутрь и принялись оглядываться. В единственной комнате – кровать за занавеской, застеленная цветастым покрывалом. Постельное белье отсутствует, но подушки и одеяло почти новые, что показалось странным. Обстановка спартанская, какая обычно бывает в дачных домах, запертых на зиму, то есть убрано все, что можно убрать, и оставлено лишь то, что нет смысла увозить. Воздух слегка кисловатый, как часто бывает в давно не отапливаемых помещениях.

– Что ты надеешься найти? – спросила я, понаблюдав за Кириллом, в задумчивости разглядывающим оставленные нехитрые пожитки.

– Этого здесь явно нет, – усмехнулся он.

Мы вышли на крыльцо, он запер дверь, положил ключ на место, но возвращаться к машине не спешил. Вместо этого направился вдоль завалившегося забора в сторону леса. Идти здесь было неудобно, трава доставала почти до пояса. Кирилл шел впереди, ничего не объясняя, и это меня начинало злить. Ко всему прочему я оступилась и задела ногой кирпичную кладку, не разглядев ее в траве.

– Черт, – пробормотала я, потирая ушибленную ногу. Кирилл обернулся и шагнул ко мне.

– Что случилось?

Через минуту выяснилось, что сооружение, на которое я налетела, заинтересовало его куда больше, чем моя нога. Он потоптался на месте, приминая траву, и я увидела нечто похожее на канализационный колодец. И, как ни странно, оказалась права.

– Локальная канализация, – пояснил Кирилл. – Если попросту, выгребная яма.

Он зачем-то снял тяжеленную крышку и, брезгливо морщась, заглянул внутрь. Запах в самом деле был не очень. Непонятно, зачем столько усилий, колодец был пуст. Но Кирилл, используя мобильный как фонарик, все-таки его осмотрел.

– Ты думаешь, Веронику могли держать здесь? – озарило меня. – А что? Муж Любы о доме знал, вот и решил: место идеальное, искать здесь похищенную будут вряд ли.

– Если ее вообще кто-то похищал, – возвращая крышку на место, буркнул он.

Мы отправились дальше, и вскоре, к некоторому удивлению, я увидела едва заметную тропинку. Впрочем, места вокруг богатые, грибников и ягодников достаточно, могли и сюда забрести. Однако на этот раз я дала маху. Тропинка привела нас к помойке, обычной помойке, которую устроили в неглубокой яме, склоны которой сплошь заросли крапивой. Оттого меня очень удивило, что Кирилл начал спуск, держа руки повыше, чтобы избавить себя от ожогов. Я решила себя поберечь, привалилась спиной к березе, растущей неподалеку, и лишь качала головой, наблюдая за его усилиями. Что он там делал, неясно, но вернулся довольно быстро. В руках держал пластиковый стаканчик, судя по этикетке, в нем когда-то был йогурт.

– Зачем тебе эта дрянь? – искренне удивилась я.

– Здесь дата изготовления, – серьезно ответил он, ткнув пальцем в цифры на донышке. – Дом нежилой, а стаканчик оказался здесь на днях, потому что изготовлен йогурт…

– Неделю назад. Веронику действительно держали здесь, – ахнула я.

– Или она сама пряталась, ожидая своего выхода на сцену. В доме никаких следов, а вот везти отсюда мусор не захотели, решив, что лазить по помойкам никому в голову не придет.

– Ты думаешь, Вероника организовала убийство мужа и инсценировала свое похищение, чтобы избежать подозрений?

– Смелое предположение, учитывая, что у следователя вроде бы уже есть кандидаты на роль злодеев.

– А ты как думаешь? – настаивала я.

– Давай найдем что-нибудь посущественнее йогурта.

Детективу, когда-то нанятому отцом Волкова, мы позвонили еще по дороге. Несмотря на довольно позднее время, он согласился с нами встретиться уже сегодня, должно быть, дела его шли не блестяще. Встретиться намеревались в офисе, вид унылой трехэтажки на окраине мои догадки о его материальном положении лишь подтвердил. Офис на первом этаже, помещение в два окна, над одним из них – успевшая выгореть вывеска «Частные расследования». Окна давно не мытые, над дверью – козырек и лампочка, призванная освещать вход, но лампочку разбили, а заменить так и не удосужились.