Впрочем, у каждого более-менее успешного человека существуют завистники. Объективно красотка Адель могла раздражать многих. Она продолжала делать карьеру, вышла замуж за успешного, искренне влюбленного в нее человека. Кто бы сомневался, что ей завидовали. Я почувствовал: на нее и порчу насылали. Восковая куколка, сердце пронзила игла. Примитивные, деревенские забавы. Способные разве что вызвать мигрень. Но головную боль вызывают также перепады атмосферного давления, снижение уровня сахара в крови, колебания гормонального фона и еще множество не метафизических – физических и физиологических факторов.

Однако ореол черного вокруг благополучной с виду пары становился все гуще. Сто процентов: дело тут не в доморощенном колдовстве.

– Вашего мужа отравили, – вдруг вырвалось у меня.

Адель осеклась. Взглянула на меня с ужасом. Севшим голосом пробормотала:

– Как? Кто?..

– Не знаю. Но вы с ним – отравителем – скорее всего знакомы.

Она нахмурилась. Растерянно переспросила:

– С ним?

– С ним – или с ней. Фамилию, имя и адрес по прописке сказать, к сожалению, не могу, – буркнул я.

Я вдруг вместо недавней бодрости опять почувствовал бесконечную усталость. Все ж не зря соблюдаю принцип: семь консультаций в день. Это предел моих возможностей. А восьмая – в неурочное время, вместо ужина – меня окончательно доконала. Голова раскалывалась, перед глазами все плыло. Кажется, недомогание было видно и со стороны. Во всяком случае, Адель забеспокоилась:

– Вам плохо?

Соблюдать политес я не стал:

– Я весь день работал. И последний раз ел восемь часов назад.

Она поспешно вскочила:

– Да, простите! Простите, ради бога! Вы бы просто меня остановили… Я сейчас уйду.

«И скатертью дорога!» – едва не вырвалось у меня.

Чего мне стоило просто с ней распрощаться!

Однако с губ – против воли моей – вдруг сорвались слова:

– Впрочем, если желаете, можем поужинать вместе. Я хочу узнать окончание вашей истории.

* * *

Адель предчувствовала: Бог ее покарает.

И это случилось на следующий день после похорон Фрица.

Она проснулась поздно, с тяжелой головой. На поминках, естественно, выпивала. А чтобы уснуть, приняла снотворное. Тетя Нина пыталась таблетки отнять:

– Не знаешь, что ли? Нельзя со спиртным!

Но Адель вырвала облатку. Авось выдержит сердце. А не выдержит – туда ей и дорога.

Смерти как избавленья Всевышний ей не послал. Только жестокую головную боль.

А когда спускала ноги с кровати, вдруг стрельнуло под левую лопатку. Больно стало – она аж ахнула. Неужели сердце, накаркала домработница?

Но болела, скорее, спина. А «мотор» бился ритмично, в обычном темпе. Попробовала глубоко подышать – вроде легче стало. Осторожно добрела до кухни, напилась ледяной воды.

Верная себе тетя Нина опять повсюду расставила фотографии усопшего, возле каждой – рюмочка с черным хлебом. Этот его взгляд – всегда смущенный, чуть виноватый…

– Теть Нин! – рявкнула Адель.

И снова – согнулась от боли чуть не пополам. Да что с ней такое?

Явилась домработница. Хмуро спросила:

– Звали?

А неведомые демоны уже охватили всю спину, выжигают на коже огненными лапами.

– К-корвалолу м-мне накапайте, – непослушными губами попросила Адель.

И рухнула в кресло.

Пока домработница наливала лекарство, Адель кое-как сумела пристроиться – левое плечо упирается в спинку кресла, правая нога неестественно вытянута. Стало немного легче.

Выпила корвалолу. Попыталась подняться – снова спину будто щипцами раскаленными жжет.

Адель вновь упала в кресло, застонала.

– Эк тебя перекосило. «Скорую» надо, – со знанием дела произнесла тетя Нина.

Врачи явились быстро, лица озабоченные. (Адель когда-то делала передачу, знала: с медиков за смертность у молодых головы снимают.)

Слушали, снимали кардиограмму, щупали пульс, измеряли давление. Наконец, вынесли приговор:

– В порядке у вас сердце.

– Но я же шевельнуться не могу! – возмутилась Адель.

– Возможно, колика почечная. Или остеохондроз, – пожал плечами врач. – Но жизни вашей ничего не угрожает. Обращайтесь в поликлинику по месту жительства.

Хорош остеохондроз, когда она скоро на стенку полезет!

Напилась анальгину, но-шпы, кетанова – все без толку. Если сидеть, хитро скрючившись, вроде нормально. А стоит шевельнуться – будто раскаленным прутом боль пронзает. Единственно хорошее: корить себя за смерть Фрица сил элементарно не оставалось. Вся энергия уходила на то, что с собственной болью справляться.

В тот же день вызвала такси, отправилась в поликлинику. Сдала – по срочному тарифу – анализы, сделала УЗИ, рентген. Пока таскалась от кабинета к кабинету, совсем измучилась, слезы сами собой лились. Хорошо, догадалась верному другу, Иннокентию Степановичу, позвонить. Тот сразу, как смог освободиться на работе, приехал – поддерживать ее физически и морально.

Все анализы у Адели оказались в норме. Единственное, что врачи углядели: межпозвоночную грыжу.

Однако хирург пригвоздил:

– Болеть там особо нечему. Ну, грыжка. Маленькая. У каждого второго такая.

Выползла из кабинета зареванная. Спина (от дополнительных переживаний) разболелась кошмарно.

Иннокентий Степанович кинулся к ней, подхватил под руку, воскликнул встревоженно:

– Что, Адель?

Очередь замерла в предвкушении услышать страшный диагноз.

Адель же всхлипнула:

– Он… дурак этот врач! Вообще сказал, что ничего страшного!

– Так радуйся! – усмехнулась какая-то женщина с рукой на перевязи.

Иннокентий Степанович нахмурился.

Адели даже показалось – сейчас отправится в кабинет. Выскажет злому хирургу, что нельзя так с пациентами!

Однако не дождалась.

– Поехали домой, Адель, – тихо произнес Иннокентий.

Пока вез на своем скромном «жигуленке» – всю дорогу честно утешал. А едва помог войти в дом и усадил в кресло, выдал:

– Готовься рвать и метать. Я думаю: прав тот доктор.

– Что?.. – На ее глазах вновь выступили слезы.

– Серьезной болезни у тебя действительно нет.

– Да! Я прикидываюсь! Чтоб все меня жалели! – истерично выкрикнула она.

Неловко повернулась, скривилась от боли. Иннокентий Степанович будто не заметил ее страдальческой гримасы. Спокойно продолжил: