Что-то было не так. Подходя к решётчатой двери, Ник, оглядывая пространство, освещённое тусклым светом, видел и не видел отличий. Ветер, гулявший вместе с шёпотом эха, из-за сквозняков приносил дуновения морской соли с далёкого открытого выхода к побережью и немного запахов с нижних уровней кухни — самой глубокой части дворца. Создавалось впечатление, что Ник здесь не один, однако пущенные в разные стороны нити нориуса ничего не нашли и он решил, что это просто разыгралось воображение.

Из-за двери коридор освещался жёлтым светом от потолочной лампы. Подойдя поближе, мужчина увидел замершего на ковре в расслабленной позе Ктуула, закрывшего глаза и разведшего руки в стороны. Он чуть приоткрыл рот и что-то про себя говорил, медленно шевеля губами. Приближение короля Ктуул встретил с улыбкой, а потом сощурился, по одному виду догадываясь о беде, хотя Ник постарался придать себе спокойный вид.

— Дважды за сутки. Видимо проблема и правда сильна, раз ты здесь.

Как бы Ник не хотел сдержаться, но гнев вырвался на волю. Мужчина треснул мысом ботинка по решётке, и удар о металл разнёсся эхом по пустому коридору, вызвав неприятный лязг в мыслях. Одним движением сбивая замок, он входит внутрь и поднимая Ктуула чёрной волной нориуса, пришпиливает того к стене, сдавливая горло:

— Как ты посмел влезть в мою сокровищницу?! — его проснувшееся бешенство отразилось от стен и зазвучало таким громом в голосе, отчего показалось, что сейчас обвалится потолок и треснет пол, прорываемый огненной лавой. Король вжимал в стену Ктуула, наслаждаясь подобием власти над древним существом и вымещая на нём свою вмиг ставшей сладкой ярость. — У тебя есть тридцать секунд, прежде чем я отправлю тебя обратно в клетку, из которой ты выполз! А может и того хуже — навсегда запру в этом теле, лишив и света, и тепла, и еды, оставив лишь муку существования в немощной фигуре!

Ктуул царапал пальцами каменную кладку, пытаясь дотянуться до горла, он ужом извивался в чёрных нитях, закатывая глаза и явно не соображая, что происходит. Из его глотки доносился птичий клёкот и сам он чем-то напоминал седую птицу с белой головой и бельмом на оба глаза.

Прошло несколько часов с их последней встречи, а королю показалось, что Ктуул постарел на пятнадцать человеческих лет. Это убедило его в мысли, что именно вечный стоит за ограблением. Отсюда и ускорившееся старение.

Чуть ослабив хватку, но сильнее сдавив по рукам и ногам, он спустил Ктуул ниже, оказавшись напротив и схватив того за подбородок, выросшими когтями до крови царапая старческую кожу. Он глядел в пустые глаза и видел раздражающее непонимание, от которого хотелось сильнее надавить, больнее цепляясь за ослабшее тело старика. Утренняя охота совсем не помогла. Не ослабила давящей глотку жажды, из-за которой невыносимой дрожью заходилось тело и желваки сводило нестерпимой судорогой.

— Мой ученик, помилуй меня, ибо я не знаю, что именно ты вменяешь мне в вину… — звук голоса — наждачная бумага, он треснул, раскалывая и без того больную королевскую голову. И пал старик, а Ник схватился за волосы, натягивая их до боли, пытаясь унять бешеное биение барабанов.

— Сомкни печали страсти, — прошептал вставший рядом Ктуул, кладя руку на спину согнувшегося пополам короля. — Дыши и воздух полни огнём.

Мужчину развернуло в обратную сторону, раскрылся рот, ставший звериной пастью, и в потолок поднялся столб огня, дотла сжигающий всё вокруг. Полопалась кожа улыбающегося старика, обнажая мышцы, а затем и кости, запузырился жир, обуглилась одежда, а позже скрылось всё в густом, едком дыме. И ничего не стало.

— Вот, молодец, дыши, дыши, — негромко причитает чей-то голос, вливая в рот холодную, как мороз, воду и проводя кубиками льда по вспотевшему лбу. — Сейчас пройдёт и станет легче. Не переставай дышать, давай, гони дым из мыслей. Молодец!

Голос причитал на разные лады, то растирая руки, то массируя виски, то подливая воды и промакивая раскалившийся лоб льдом и чем-то вроде снега. Когда перед глазами Ника посветлело и скрылся чёрный дым, он увидел совершенно целую комнату без следов прошедшего огня. Он запрокинул голову, уставившись в потолочную лампу, свет от которой безбожно слепил обожжённые видением глаза. Он вытянул руку, заслоняясь от этой яркости, а потом задышал глубоко и очень медленно.

Гнев, сжиравший его последние часы, ушёл, оставшись во рту пепельным послевкусием. Казалось, будто он сутки проработал на каторге, а то и больше, и от этого не осталось никаких сил на новый бой. Суетившийся вокруг Ктуул ярости не вызывал. Более того, Ник сообразил, что у морвиусов не было никакой возможности провернуть ограбление и искать нужно в ином месте.

— Продышался? Выгнал гнев? — участливо спрашивает невозмутимый и как-то посвежевший вечный. В его глазах — сплошная забота и участие, а холодные пальцы остужают лучше, чем растаявшие кубики льда, приложенные ко лбу.

На мгновение Никлосу вспомнилось, как заболел его личный слуга, когда ему было около семи лет. Мать тогда самолично ухаживала за мальчиком, наставляя сына поступать также. Показывая, как важно заботиться о тех, кто рядом. Даже если они всего лишь прислуга. Эту политику равенства одинаково разделяли и отец, и мать, и дед с бабушкой, почившей ещё до его рождения. В той материнской опеке, что видел Никлос, он острее чувствовал связь с семьёй. И сейчас он вспоминал об этом, ощущая себя на месте того давно умершего мальчишки.

— Не тревожься. Я не в обиде, — разгадав подавленные королевские мысли, усмехнулся Ктуул. — Такая ярость естественна для истинного тебя. Не стоит запирать эмоции в коробку. Их следует выпускать. Просто в следующий раз поищи более подходящую цель.

На резкие слова, что следующего раза не будет, Ктуул рассмеялся, отечески похлопав по королевскому плечу.

— Будет! Ещё как будет. И это продлится до тех пор, пока вы с Селестой не возродите Демона. Двуликое создание с бешенством вместо души. В это откроется твоя точка покоя, — вечный, присаживаясь рядом и забирая с кофейного столика бокал с красным вином, отмахнулся от новых расспросов, наслаждаясь чувством вины Ника, дававшее ему право быть более фамильярным, чем всегда. — Кстати, ты не сказал, что украли.

Король помрачнел, и допив воду, сбрызнул оставшиеся капли на пол, нориусом притягивая из бара бутылку коньяка, щедро плеснув себе двойную дозу, которую тотчас выпил.

— Вещи Клэрии. Все до единой.

Откинувшись на мягкую спинку дивана, он уставился на оставленную открытой дверь тюремной камеры. Он не знал, сколько времени провёл в полубессознательном состоянии, но подозревал, что достаточно, чтобы Ктуул при желании легко мог сбежать. Покосившись на непринуждённого старого бога, который с какой-то аристократической изысканностью цедил вино и поедая тончайшие ломтики белого сыра. Воистину, это создание умеет расположить к себе, раз за несколько месяцев сумел так склонить короля, что получает всё, что пожелает.

И теперь Никлос чётко понимает — вечный находится там, где хочет быть. И в том виде, в котором желает. Цель его — он сам.