Старуха расхохоталась, и этот чувак увидел, что все зубы у нее очень белые и очень молодые.

«Они взяли мою землянику, – сказала старуха, – и у них пропала память. Они ничего не помнят: ни себя, ни дороги домой. Поэтому будут они вечно ходить по лесу, и никто не сможет им помочь. А тебе за то, что ты не взял чужого, я подарок сделаю». И дает ему патрон для ружья. Только патрон этот не простой, а патрон с осиновой пулей.

«Если тебя когда-нибудь кто-нибудь очень сильно обидит, – старуха парню говорит, – ты потихоньку выстрели в него этим патроном. А теперь уходи, а то скоро по этой тропке пойдут». «Кто пойдет?» – удивился чувак. «Пойдут, знаю, – уверенно ответила старуха, – а кто пойдет, тебе лучше не видеть. Шагай справа от тропинки, скоро дома будешь».

Чувак глядит, а у бабки этой из-под юбки копыто выглядывает. Ну, тогда он все и понял. Взял парень этот патрон и пошел. Шел-шел, вышел в конце концов к своей деревне. И стал жить…

– А что же с братьями стало? – перебила меня Тоска. – Так и не вернулись?

– Не, – сказал я. – Пропали совсем. Лес – странная штука, ну, да ты ведь знаешь… Хотя потом, один раз, уже несколько лет прошло, третий брат их увидел. Ночью. Они стояли возле окна и скребли по стеклу пальцами. Но он их не пустил – понял, что они мертвые были. А сам он очень долго прожил. А потом сосед у него улей украл. Этот чувак разозлился очень, просто рассвирепел. Схватил патрон с осиновой пулей, зарядил ружье, подкараулил соседа и нажал на курок. Выстрела не последовало. То ли порох отсырел, то ли капсюль, то ли еще что. Но выстрела не было. Этот чувак в ярости разломал ружье и убежал, а на следующий день укравший улей сосед свалился в колодец и утонул. А потом и сам третий брат исчез. Не прошло и месяца, как он пошел в лес на охоту и больше никогда не возвращался.

Тоска выключила диктофон.

– А почему осиновая пуля? – спросила она. – При чем тут осина?

– Фольклор надо изучать, – сказал я. – Кругозор развивать, это полезно. Видишь ли, Тоска, у многих народов осина – дурное, черное дерево. Ничего из осины нельзя делать: ни дом рубить, ни печь топить. А если на кого-то хотели порчу навести, ему подмешивали толченую осиновую кору-пищу. Так что почему осиновая пуля, это понятно.

– Грустная история, – вздохнула Тоска.

– Нормальная, – сказал я. – К тому же все могло быть гораздо хуже, гораздо грустнее. Жизнь вообще печальна.

После чего я закончил со своим бутербродом, вытер руки о салфетку, а салфетку нагло бросил на пол.

– Чистота тут ни к чему, – сказал я. – Да и вообще, нам пора. Обед закончен, пора взять развитие событий в свои руки.

Мы стояли перед дверью комнаты, в которой когда-то жил и работал художник Паровозов.

– Ну? – спросила Тоска. – Будем заходить? Или в балду перекинемся…

– Будем.

Я шагнул к двери с ушастым художником Паровозовым, толкнул. Дверь была заперта. Тогда я вытащил из угла кресло. Старомодное такое кресло, тяжелое, с большими завитушками.

– Отдохнуть собрался? – спросила Тоска.

– Не…

Я поднял кресло, размахнулся и жахнул им по двери. Дверь раскололась. Я зажег фонарь и вошел в комнату Паровозова.

Тут было темно и пахло красками. Но не свежими, а давнишними. И шкурой какой-то еще пахло, причем так сильно, что мне сразу захотелось чихнуть. Я посветил фонариком, нашел шторы, отдернул.

Комната Паровозова была пуста. Ни картин, ни какой-то мебели. Несколько колченогих табуреток – и все. На стене огромная, от пола до потолка, карта мира.

– И где же альбом? – разочарованно спросила Тоска.

– Нету, – сказал я. – Нет альбома, утащил кто-то. До нас кто-то тут уже поработал. Я тебя сразу предупреждал, что мы ничего не найдем, такие вещицы долго не залеживаются на белом месте.

– Блин! – Тоска в ярости пнула стену. – Блин!

– Не переживай, – сказал я. – Повезло кому-то другому, на наш век еще хватит, первый блин всегда комом, еще двадцать пять пословиц и поговорок на тему, что не фиг расстраиваться…

Тоска пнула стену еще раз и успокоилась.

– Пойдем за Пашкой, – сказала она. – Надо его все-таки разыскать…

– Я бы его бросил, но из уважения к тебе я им займусь. Только сейчас вот картину сниму, тьфу ты, эту, карту. Таких карт сейчас не найдешь, только по Интернету можно заказать, а там она почти две тысячи стоит.

Я подошел к стене и стал снимать карту. Карта была хорошо закреплена, снималась плохо. Я разозлился, дернул, карта разорвалась по Латинской Америке. Под картой неровными черными буквами было написано: «УХОДИТЕ»

– Вот те на. – Я ободрал остатки бумаги. – Вот тебе и послание…

– Может, это здесь раньше было?

– Ага. – Я потрогал пальцем буквы. – Как Дом культуры построили, так сразу на всех стенах и начали писать! Нет, старушка, это сделано недавно. Может быть, даже сегодня…

Я продемонстрировал черный палец.

– Смотри, краска совсем свежая. Что ж, последуем совету и уйдем.

И, подхватив Тоску под локоть, я потащил ее в библиотеку. Там усадил на табуретку, сунул в руки «Здоровье», статью про лечение грибом чагой, и сказал:

– Погоди-ка! Посиди тут немножко, я кое-что забыл. Сейчас сбегаю…

Я вернулся в квартиру. Дверь в комнату Паровозова была заперта, и никаких следов недавнего взлома на ней не было. Кресло снова стояло в углу. Я прекрасно помнил, что не запирал дверь. Но на всякий случай пнул ее ногой. Действительно, закрыта.

Я прислушился. Там, за дверью, что-то двигалось. Шуршала бумага, скрипели половицы. Иногда посвистывало.

– Эй! – Тоска позвала меня из библиотеки. – Долго еще ты там торчать собираешься?

– Три минуты! – Я стащил с плеча рюкзак. – Три минуты, Тоска!

За три минуты я успел. Я успел сделать то, что надо было сделать.

– Я иду к тебе, мне надоело читать «Здоровье»! – крикнула Тоска.

– Не надо! – Я поднялся с пола и побежал в библиотеку.

Тоска читала уже другой номер журнала, про лечение всего с помощью японских морских моллюсков.

– Тебя как за смертью посылать, – сказала она.

– Плохая поговорка, – поморщился я. – Пойдем отсюда, у нас мало времени…

– Мало времени? – переспросила Тоска. – Да у нас целый вагон времени, и даже два вагона!

– Нет. – Я посмотрел на часы. – Не так уж много. Часа полтора, может быть, два. Так что пошли.

– Куда пошли?

– Держись меня, старушка, и все будет чики-пыки.

На этот раз я выбрал другой путь. Мы не стали возвращаться по галерее, я отыскал верхний вход в зрительный зал, и через пятнадцать минут мы снова были на центральной лестнице с дурацкими фигурами рабочих и колхозников.