У Максима перехватило дыхание от внезапной мысли. Он достал телефон и открыл файл с фотографией неизвестного, убитого в «Уюте» вместе с Иванцовым. Личность этого человека так долго не давала ему покоя, что от предчувствия дрогнула рука, когда он протянул телефон Орехову:

– Ты этого человека знаешь?

– Так это же Матвей! Чего-то он неважно выглядит…

– Ты, Орехов, или дурак, или везунчик. Ломакин чем занимался?

– Лом? Да не знаю. Он часто ошивался там, но чтобы что-то делал… Так, надзирал за надзирателями, скорее. Мог по шее надавать кому угодно. Он вообще-то не слишком нормальный какой-то. Псих, но тихий. В себе. А еще шефа возил. Иногда.

– Вот тебе шанс, Вениамин… – Дежин быстро переглянулся с майором, надеясь, что тот поймет его правильно. – Бери бумагу, ручку, пиши сочинение на тему: «Как я работал в ООО “Кантон”». Со всеми именами, фамилиями и событиями, которые можешь вспомнить. Сойдет за признательное. Суд может проявить снисхождение. Статья у тебя серьезная, подвела тебя жадность. Сколько в том пакете было? Килограмм?

– Тысяча таблеток, – поник Орехов.

– Пиши и надейся на лучшее.

Напрасно я решила, что меня так сразу и отпустят из больницы домой. Лечащий врач с радостью разобрала бы меня на составляющие, чтобы понять, что именно произошло прошедшей ночью с моим организмом.

А позже к ней неожиданно для меня присоединилась мама, заявившая:

– Светочка, что ты говоришь? Такое резкое улучшение может потом обернуться какой-нибудь бедой…

– Мам, – попыталась сопротивляться я, демонстрируя прекрасную дикцию и повышая тон, – ну ты-то должна быть на моей стороне!.. Я хочу домой!

– А я как раз на твоей стороне, доченька. О тебе же беспокоюсь! Врач говорит, что нужно обследовать, значит, нужно обследовать.

Спорить было бесполезно. Во всем, что касалось моего здоровья, мама была непреклонна. Я понимала почему. Если бы мою болезнь обнаружили на несколько лет раньше, я ходила бы сейчас в очках с толстыми линзами, но сохранила бы часть зрения. Маминой вины в том, что я ослепла, не было, но она всю жизнь считала иначе.

Так что я смирилась, и в результате весь день вокруг меня суетились люди, брали анализы, отвезли в кресле, словно я была безногой, куда-то на другой этаж, запихнули в томограф, где пришлось неподвижно лежать целых полчаса. Тварь устроилась прямо над гудящим и ахающим аппаратом, совершенно не проявляя никакого беспокойства. Мне же процедура удовольствия не принесла. Изо всех сил стараясь не сжать во вспотевшей ладони сигнальную грушу, я принялась размышлять, стараясь отвлечься от совершенно потусторонних звуков, издаваемых аппаратом.

Если допустить, что Тварь все это время прикидывалась глупой и зависимой, то что ее подвигло выдать себя? Ведь она способна копаться в моих воспоминаниях и ощущениях, а значит, уже поняла, что, мягко говоря, насторожила меня. Принять версию о том, что существо, способное убивать по собственной прихоти и намертво приклеившееся ко мне, способно строить в отношении меня какие-то неведомые планы, было невероятно трудно. И страшно. Всю жизнь я ненавидела собственную зависимость, училась обходиться без посторонней помощи, хотела перестать чувствовать себя ущербной и, самое главное, не позволять другим считать себя такой. А теперь могло получиться, что Тварь просто использует меня, как кукловод, дергая за нужные ниточки? Что ей надо, в конце концов?

«Что тебе надо от меня?» – швырнула я через клацанье и щелчки невидимого аппарата такой мощный посыл к потолку, что Тварь сжалась до размеров большой кошки типа Матроскина.

Вот только в отличие от Матроскина она вовсе не была мурчащим котом. В позвоночник плеснуло холодом, на виске задергалась жилка, а томограф вдруг издал пронзительный писк. Я дернулась, как будто меня проткнули от макушки до попы ледяным штырем, и едва не завопила в ужасе. Тварь забралась в меня! Всего на миг, но этого хватило. Томограф верещал, я давила на грушу изо всех сил, пытаясь подняться, но лбом упиралась в невидимое препятствие и не могла понять, как освободиться.

Насквозь мокрую от пота, задыхающуюся, меня вытащили и сунули под нос какую-то вонючую дрянь. Я пыталась вспомнить как она называется, но в опустевшем мозгу звенело от страха и ярости. Тварь оказалась расплющена по потолку надо мной и, кажется, пыталась что-то мне передать, но я просто не могла позволить ей коснуться своей головы еще раз. Ни за что! Неожиданно из памяти выплыло уже ненужное слово – нашатырь.

– Дышите, Светлана, дышите! – испуганным голосом увещевала меня девушка-медик, насквозь пропахшая этим самым нашатырем.

Я честно попыталась следовать ее совету. Помогло. В голове прояснилось, сердце перестало по-заячьи колотиться в груди. Призрак панической атаки растворился, спрятался где-то в темных глубинах мозга.

– Спасибо, – выдавила я, осторожно пробуя недавно обретенный голос.

А вдруг Тварь отобрала свой неожиданный дар?

– Вы простите, такое случается. Что же вы так поздно подали сигнал?

Поздно? Хорошо, что вообще про него вспомнила! Я промолчала, конечно. Ни к чему врачам лишние знания. Лишь немного ослабив хватку ярости, я позволила Твари ползти следом за креслом, которое катила девушка-медик. Как бы там ни было, я обрадовалась, что все еще способна контролировать Тварь.

Дежин с тоской посмотрел на часы – была четверть четвертого. Нетерпеливо постукивая пальцами по обтянутому истертой кожей рулю, он ждал, пока впереди переключится светофор. Если повернуть направо и проехать несколько кварталов, то он окажется возле больницы и сможет увидеть Свету, но машина стояла в среднем ряду и ехать Максим намеревался прямо – обратно в «Фармком». Рабочий день еще не закончился. Нужно было узнать, что удалось накопать ребятам Гречина, и доложить о том, что смог узнать он сам. Копия протокола допроса Орехова и его сочинение лежали в папке на заднем сиденье. Подавив вздох, Максим миновал перекресток, и его мысли переключились на работу. Еще в следственном изоляторе, пока неудачливый торговец ворованными таблетками Орехов писал свои признательные показания, Дежин первым делом решил выяснить, кому именно из компании-арендатора выписывали пропуска для проезда на территорию «Фармкома», и запросить видео с КПП. Там могли обнаружиться весьма полезные для следствия кадры.

К вечеру у группы Гречина был целый ворох вопросов к Вернякову, но ни по месту прописки, ни по месту фактического проживания срочно выехавшие для его задержания сотрудники ФСБ застать его не смогли. Максим без удивления узнал, что Верняков был дважды судим, так что не сомневался, что найти его будет непросто. Василий по его просьбе успел пробить по базам несколько человек из списка выданных пропусков, в основном – охранников из частного охранного предприятия, которое, как выяснилось, тоже числилось за Верняковым. Ими Гречин поручил заняться своим ребятам, а Дежину велел:

– Капитан, дайте мне связь вашего Ломакина с Верняком. Я же вижу, куда вы линию тянете.