– Вижу, что досталось, – Колосова вонзила иглу мне в ягодицу. – Андрей Николаевич, придется потерпеть, лекарство очень болючее.

– Что колем? – морщась от боли, спросил я.

– Противостолбнячную сыворотку. Мой врач, как вас увидела, сказала: «Мужики в грязи извалялись, могут инфекцию через микропорезы подхватить». Вам, молодой человек, – обратилась она к Ивану, – особое приглашение нужно?

– Я не могу, как он, – ответил Горбунов. – Я человек стеснительный.

– Ваня, посмотри на пол, где я сидел, – сказал я. – С нас вода ручьем бежит. Раздевайся, Ваня. Нашу одежду надо выжимать и сушить, пока воспаление легких не подхватили.

– Я так не могу. – Иван повернулся к Колосовой спиной, чуть-чуть приспустил штаны. – Девушка, вас Таня зовут? Давайте познакомимся. Меня зовут Иван… Ох, мать его, вот это лекарство!

Колосова убрала шприц, достала из саквояжа плоскую фляжку.

– Врач передала вам из наших личных запасов. По глоточку, не больше!

– Девушка, хочу вам признаться, я – холостой, – сказал Иван.

Он взял фляжку, сделал богатырский глоток.

– Фу-у! – с шумом выдохнул Горбунов. – Это что такое?

– Спирт медицинский, разведенный до семидесяти градусов, – ответила Колосова. – Спрашивать надо, молодой человек, а не пить залпом половину фляги. Здесь есть вода запить?

Иван, стараясь не дышать, открыл дверь, высунул наружу руки, набрал пригоршню дождевой воды, жадно выпил.

– Девушка, я хочу пригласить вас на свидание, – серьезно произнес он.

– Поздно, – Татьяна показала обручальное колечко на правой руке.

– Хорошее дело никогда не поздно, – возразил я.

– Андрей Николаевич, – Колосова улыбнулась знакомой ехидной улыбочкой, – а как ваша жизнь семейная? Ребеночка еще не родили?

– Таня, я не женат. Я тебе в больнице толковал, что мое сердце не занято, а ты мне не верила. Сейчас ничего не изменилось: и паспорт, и душа моя – девственно чисты.

– А как же рыженькая девица, которая навещала вас каждый день? Она, помнится, чьей-то женой представлялась.

– Рыженькая девица давно замужем, – уверенно заявил я. – Таня, давай встретимся, я тебе паспорт покажу, чтобы ты убедилась, что я никогда не вру. По мелочам.

Дверь в сторожку открылась, вошел насквозь мокрый мужик.

– Там, это, – сказал он, показывая на дверь, – там врач уезжать собралась, медсестру в машину зовет.

Я подошел вплотную к Колосовой и прошептал ей на ухо:

– Мне стыдно за свое поведение в больнице. Давай встретимся. Если я живой останусь, хочу прощения попросить. Я серьезно, Таня. Поверь, сегодня не тот день, чтобы шутом прикидываться.

Она отстранилась от меня. Улыбнулась. Достала из саквояжа листок бумаги.

– Диктуй телефон. Надумаю встретиться, позвоню.

После ее ухода я выжал одежду, надел ее, мокрую, на себя, сел в угол, закурил хозяйскую папироску.

– Я здешний сторож, – сказал мужик. – Это я помогал вашего товарища на носилках нести. Врач сказала, что живой будет. Крови он много потерял, но ничего, в больничке оклемается. Еще она говорит, что вы вовремя его до машины донесли…

Я закрыл глаза и мгновенно уснул.

В четыре часа ночи на КПП приехал штабной автобус с районным и областным милицейским начальством. Меня и Горбунова разбудили, вызвали к себе.

В штабном автобусе главным был Комаров. Рядом с ним, за откидным рабочим столом, расположились Малышев, Васильев и Десницкий. Двое незнакомых мужчин устроились в конце автобуса. Пока, в самом начале совещания, они выступали в качестве зрителей.

Позевывая, я рассказал руководству о событиях прошедшего вечера. Никаких оценок и комментариев я не давал.

– До восхода солнца еще час времени, – выслушав меня, сказал Комаров. – Пока все свободны. В начале шестого выдвинемся на поляну.

– Николай Павлович, – попросил я слово, – мы по такой грязи до поляны не скоро дойдем.

– Как дойдем или доедем – это не твое дело.

Спросив разрешения остаться в автобусе, я забился в угол около радиостанции и попробовал уснуть, но вместо крепкого освежающего сна погрузился в мутную полудрему. Впереди меня, за командирским столиком, вполголоса переговаривались офицеры.

– Александр Сергеевич, Валерий Петрович, – обратился к Васильеву и Десницкому начальник РОВД, – завтра, вернее уже сегодня, организуйте сбор средств с личного состава: с сержантов – по пять рублей, с офицеров – по десятке.

– На ликвидацию аварии на Чернобыльской АЭС? – уточнил Десницкий.

Ему никто не ответил. Я на секунду-другую провалился в сон и вынырнул из него, когда Комаров рассказывал о маагутах.

– На тряпках можно огромные деньги сделать. Не забывайте, что в Средней Азии в сельской местности царит дикая нищета. Для многих дехкан поношенная куртка с нашей свалки – как дорогой кафтан. Я поинтересовался у знающих людей суммой калыма за невесту. Вы не поверите, о каких деньгах идет речь! За обычную девчушку – тысяча, за красивую и породистую – пять штук! «Москвич-412» можно купить.

– Мама дорогая! – изумился Десницкий. – Я бы лучше холостяком остался, чем такие деньжищи за невесту платить.

– Не женишься, кто тебя кормить будет? – Даже не видя лица Комарова, я отчетливо представил его ехидную улыбку. – У маагутов мужики не работают, их жены и дети содержат.

«Интересно, в какую ценовую категорию входит Айгюль? – отвлекшись от разговора, подумал я. – Наверняка ее папаша запросит калым по высшему разряду… Уже ничего не запросит, его на поляне застрелили».

– Пора! – громко произнес Комаров. – Андрей Николаевич, хватит спать! Вставай, у нас пересадка.

Я встрепенулся, встал, зевнул, прикрыв ладошкой рот.

– Альберт Львович, посмотрите парня, – попросил Комаров одного из незнакомцев в конце автобуса.

Невысокого роста полный мужчина подошел ко мне, предложил сесть, посветил фонариком в глаза, посчитал пульс на запястье.

– Где второй? – спросил он. – Давайте второго, а я пока с этим определюсь. Расскажите мне о шаровой молнии: как она летела, где взорвалась? Как вы себя чувствовали после взрыва?

– Если сейчас пойдем на поляну, я покажу это место: там как бы дорога через поле идет, но на самом деле никакой дороги нет, видимость одна. Молния летела к нам со стороны КПП. Величиной она была с футбольный мяч. Летела она низко над землей, я еще подумал, что если она попадет в меня, то дырку прямо посреди груди выжжет. Когда молния летела, то под ней на земле вся грязь кипела и в стороны брызгами летела. Зрелище, скажу вам, апокалипсическое! Она как живая пульсировала, она билась, как вырванное из груди чудовища голубое сердце. Метрах в пяти от нас молния горкой взмыла вверх и взорвалась где-то у нас за спиной. Вопрос можно? Мое психическое состояние и молния как-то связаны?