Задний двор был ожидаемо пуст, если не считать нескольких деревьев с рано облетевшими листьями и сложенной в дальнем углу поленницы. Высокий забор, отделяющий участок от соседей, выглядел крепким, хотя и не новым. Рассохшиеся доски нигде не отваливались. Распахнутая кем-то, давно не крашенная калитка мерно поскрипывала на ветру. А тщательно подметенная дорожка, на которой парни из городской стражи успели оставить немало следов, уже начала покрываться свежим снежком.

Закрыв дверь, я вернулся к лестнице, а затем, проигнорировав вопросительный взгляд Йена и скептический — Хота, поднялся на второй этаж. Комнат наверху оказалось всего две. Одна, судя по обстановке, принадлежала убитой девушке — именно ее окна смотрели на дом госпожи Дорны. А во второй когда-то обитал ее слабохарактерный братец — незаслуженно оберегаемый неряха, вор и малолетний пьяница, чей призрак до сих пор не мог обрести покой.

То, что мальчишка умер именно здесь, сомнений не вызывало — в комнате наблюдалось необычайное оживление среди гулей: сразу четыре твари с азартом возились на полу, торопливо догрызая чужие кости и периодически сцепляясь друг с другом за особенно лакомые куски. Еще пятеро сидели на стенах, впиявив когти прямо в кладку. Двое с напряженным вниманием следили за трапезой с потолка. И штук шесть нетерпеливо бродили по чердаку, время от времени с надеждой заглядывая в зияющие в потолке дыры, будто надеясь, что и им что-нибудь перепадет.

С независимым видом войдя внутрь, я сделал вид, что не заметил внезапного прекращения возни и настороженно обернувшихся гулей. Не отдернул руку, когда один из них, зажав в зубах берцовую кость, почти ткнулся носом в мои пальцы. Затем прошел к единственному окну, протопав сапогами прямо по тому месту, где совсем недавно состоялся роскошный пир. Проигнорировал спрыгнувшую на подоконник тварь, которая сощурила пылающие зелеными огнями глаза и оскалилась мне прямо в лицо. После чего оглядел скудно обставленную комнату и с досадой констатировал, что улик на этот раз не будет: от сброшенного во Тьму тела не осталось практически ничего, кроме разбросанных по полу осколков костей и неопознаваемых лоскутков нежно-голубого цвета.

Мне даже не было смысла переходить на темную сторону: одежду Питера разорвали в клочья, мясо с костей сгрызли, за сами кости, похоже, по нескольку раз передрались, поделив добычу между сильнейшими. И даже пролившуюся на пол, кристаллизовавшуюся на холоде кровь сперва тщательно вылизали, а затем выгрызли вместе с куском ковра. И теперь спешно подбирали с пола последние капли, то и дело косясь на мою мрачную физиономию.

Да, я был недоволен, потому что опоздал. Палач сработал, как и в прошлый раз, безукоризненно точно, а гули ловко подчистили место преступления. С купцом вышло бы так же, если бы не явившийся спозаранку Робин, а в случае с Питером прошло слишком много времени. Палач ведь убивает в полночь. Хотя, может, эти сволочи командой охотятся? Он головы рубит, а гули подъедают остатки? Или он специально их приманивает, чтобы следов не оставлять?

Неожиданно мой взгляд мазнул по настенному зеркалу в обшарпанной раме. В отражении промелькнула хмурая рожа, белые волосы, упрямо выдвинутый подбородок… один глаз почернел так, что белка стало совсем не видно. Второй при таком освещении казался мутным, как у мертвеца. А губы выглядели синими, словно у утопленника.

И чего, спрашивается, Хог всполошился?

Эксперимента ради я закрыл по очереди левый и правый глаза, чтобы понять разницу, и с некоторым удивлением обнаружил, что картинка почти не изменилась. Ну разве что правым глазом я видел себя чуточку более похожим на живого, а левым — на мертвого. Но ни тебе страшных ран, ни облезлой кожи и выпавших волос, ни дырок в черепе… просто я, без всяких дополнений и необычных отметин. Видимо, с отражением мой новый дар не работает.

Убедившись, что ничего нового в зеркале не появится, я уже шагнул было к выходу, но в самый последний момент вдруг остановился и, обернувшись, нахмурился.

Зеркало…

Я, как маг Смерти, категорически не приемлю этот предмет интерьера, особенно в жилом помещении. Не потому, что не люблю лишний раз смотреть на свою страшную морду, а потому, что прекрасно знаю, на чем зиждутся человеческие страхи и почему в доме умершего закрывают плотной тканью все отражающие поверхности.

Испокон веков гадалки и ворожеи пользуются зеркалами как переходными мостиками между миром живых и миром мертвых. Медиумы с той же целью держат при себе хрустальный шар. А у нас тут две сомнительные смерти, и у каждой из жертв в комнате имелось зеркало! Причем большое, настенное или напольное, с достаточно широкой рамой, чтобы через нее прошло тело человека.

Фол! Кажется, теперь я знаю, как Палач затаскивает свои жертвы на темную сторону!

Забыв про суетящихся в комнате гулей, я отмахнулся от терпеливо дожидающегося в коридоре Йена и, стараясь не наступить на разбросанные по полу вещи, прошел в комнату девушки. Там первым делом обратил внимание на раздувающиеся на ветру шторы, за которыми виднелось разбитое окно. Выглянув наружу, еще раз убедился, что отсюда прекрасно виден дом напротив. Опустив глаза, с некоторым трудом разглядел в наметенном за сутки сугробе очертания то ли вазы, то ли цветочного горшка. Обернулся, оценив устроенный в комнате кавардак. Придирчиво осмотрел опрокинутый стол, на одном краю которого нашлись подозрительные бурые пятна. Проверил их вторым зрением. А потом опустился на первый попавшийся стул и, подперев подбородок рукой, надолго задумался.

— Что? — устав дожидаться вердикта, поторопил меня вошедший следом Йен. — Арт, что ты нашел?

Я прикрыл глаза, сосредотачиваясь на ощущениях, но мне почти не понадобилось напрягаться: он был здесь — тот, от чьих рук умерла Сара Лэнли. Отнятие чужой жизни — как кроваво-красный след, перечеркивающий ауру убийцы крест-накрест. Его невозможно перепутать или не заметить. Как яркая метка, заманчивая и дразнящая своей доступностью мишень, в которую так и хочется выстрелить. Или запах добычи, от поисков которой очень трудно отказаться.

Почувствовав его, хотелось все бросить и рвануть во Тьму, поддавшись накатившему азарту. Хотелось найти, догнать, схватить свою жертву за глотку, вдоволь насладиться ее страхом, вспомнить упоительное чувство безграничной власти над поверженным противником. Ощутить себя почти что богом. Судией. Или же палачом… как кому удобнее.

Однажды я уже поддался этому чувству. Открыл свою душу Тьме. Узнал, какой ценой дается справедливость. Итогом стал разгромленный, промороженный до самой крыши трактир, взбудораженный Орден магов, членам которого пришлось устранять последствия этого громкого происшествия, один умерший в страшных муках мужчина, из которого прямо на глазах у перепуганных посетителей вырвали душу. И сошедший с ума, поседевший в один миг паренек, сумевший удержать эту душу до прихода мастера Смерти и заставивший ее прилюдно сознаться в убийстве молодого водного мага — Дерека Алена де Ленур, найденного мертвым в своем особняке двумя месяцами раньше…

Впрочем, сегодня в услугах ищейки не было необходимости — след оказался мертвым. Идти по нему — удовольствие не из приятных, поэтому я не сдвинулся с места и не позволил инстинктам согнать меня со стула. В первую очередь потому, что уже знал, куда они меня приведут.