Говорят, я принадлежал к реалерам старой закалки, что выражалось и в стиле игры, и в обычной жизни. Судить не буду, со стороны виднее. Вот и сейчас я был приветлив со всеми без исключения. А то, что кто-то при этом соблюдал приличия, кто-то глядел косо, а кто-то и вовсе отворачивался – дело субъективное. По существу, я разговаривал лишь с Хатори Санада – самым дружелюбным членом этого тайного общества, – однако было заметно, что арбитр тоже относится к нам с подозрением…

Прозрачная кварцевая стена высотных апартаментов Санада, куда нас проводили хозяева «Сибири», выходила на площадь Победителей. Из окон апартаментов нельзя было видеть, что творится у подножия стадиума, но вторая половина площади просматривалась хорошо. Я заметил, что фиаскеры уже покинули подножие обелиска – падальщики не обладали терпением для долгой засады. Для них было куда проще подыскать себе новую зазевавшуюся жертву.

– Так вот, значит, кого они гоняли по площади пару часов назад, – понимающе кивнул арбитр. – Последние три недели мы на них уже не обращаем внимания – научены дегенераты кое-чему, поумнели, сюда больше не лезут. Не знаю, что творится на западных полигонах – возможно, там фиаскеры гуляют в открытую, – но в восточном секторе стадиума подобного отребья уже не наблюдается. Мы навели здесь порядок, потому что тут – сердце нашей «Сибири», согласен, капитан? Ну а теперь, когда твой друг Наум-сан разрешил для нас громадную проблему, мы восстановим порядок не только на стадиуме, но и на прилегающих территориях… Впрочем, что это я все о проблемах да о проблемах. Вы ведь наверняка проголодались. Не составите нам компанию? Обсудим возникшие вопросы, так сказать, в неофициальной обстановке.

И он подал знак одному из стоявших за нашими спинами реалеров. Тот удалился.

Я покосился на Ахиллеса и его бойцов, уже облаченных в «форсбоди» и вооруженных кое-чем помощнее обломков труб, которые реалеры единодушно побросали за ненадобностью у взломанных дверей арсенала. Любопытно, что будет, если мы откажемся от ужина и, сославшись на занятость, откланяемся? Само собой, после того, как вкратце объясним, какие цели преследуем, – мы же вежливые люди, в конце концов…

Как-то слабо верилось, что арбитр со товарищи скажут нам что-нибудь в духе: «Что ж, желаем удачи; спасибо, что зашли – приятно было пообщаться». Да уж, приятно! Удивляюсь, почему нас вообще до сих пор не разоружили. Черт бы побрал эту неопределенность! Такое впечатление, будто хозяева только и ждут, когда я выкину какую-нибудь глупость, чтобы пристрелить меня с чистой совестью. Гостеприимство, в котором навязчивости куда больше, чем вежливости! Мы с Кауфманами походили сейчас на важных арестантов, удостоившихся привилегии разделить трапезу с начальником тюрьмы. Да, похоже, выбора и впрямь нет, поэтому приглашение на ужин придется принять.

Несколько расторопных, пропахших дымом слуг, в коих я без труда узнал бывших турнир-корректоров, накрыли стол на пять персон. Ими же были поданы к столу зажаренные на огне полуфабрикаты: на вид – полная гадость, но мой желудок не согласился с такой точкой зрения и требовательно заурчал. Запивалось все это весьма дорогим, разлитым в настоящие стеклянные бутылки вином, смотревшимся рядом с неаппетитными полуфабрикатами словно блестящий жемчуг в сером прибрежном иле.

Почетный гость, для которого предназначался пятый прибор, уже присутствовал в апартаментах – это был Ахиллес. Вернув свои доспехи, капитан «Всадников» обрел более-менее привычный облик всемирно известного любимца публики. Ему оставалось лишь привести в порядок свою растрепанную шевелюру да сбрить щетину. Хатори дал знак, и мы расселись по разные стороны стола, словно на переговорах: гости – я и Кауфманы – напротив представителей местной власти.

Санада приступил к трапезе, не дожидаясь, пока остальные примутся за еду. Нелегкая сегодня была у Хатори жизнь, при его-то комплекции. Хотя что такое на самом деле потеря трех десятков килограммов для человека весом более двух центнеров? На первый взгляд даже незаметно, разве что щеки у круглолицего Санада впали, отчего его азиатские глаза перестали казаться чересчур узкими.

– Итак, Гроулер, какого дьявола тебя занесло на стадиум? Неужели ты проперся это расстояние и вскрыл арсенал только ради того, чтобы познакомить стажера с амуницией? – Ахиллес поглощал пищу не так жадно, как арбитр, поэтому мог позволить себе отвлекаться на разговоры. Заговорив со мной без разрешения, Блондин невольно выказал мне еще одну примечательную деталь: «Всадники Апокалипсиса» и прочие отиравшиеся здесь реалеры подчинялись арбитру явно не по жестким правилам турнирной субординации. Больше походило на деловое партнерство. А вот равноправное или нет – еще предстояло выяснить.

Задав вопрос, Ахиллес смерил Каролину недвусмысленным взглядом прославленного любимца женщин, неофициальный титул которого он всегда носил. А Кэрри, которая при солнечном свете смотрелась и вовсе неотразимо, продолжала играть свою не лишенную шарма роль воинственной амазонки. Она ответила Ахиллесу немым презрением, отчего тот, судя по его оскорбленной физиономии, ощутил себя отвергнутым юношей, чья подружка не оценила его пылкой любви. Вот она какая, наша Кэрри – настоящий алмаз! Способен ли ты, Ахиллес, совладать с такой, если привык иметь дело лишь с податливыми как воск и мгновенно тающими при твоем появлении болельщицами?

– Нет, конечно, Ахиллес, мы прибыли сюда не за этим, – ответил я. – В городе опасно ходить без оружия. Мы решили зайти на стадиум по дороге в штаб-квартиру маршалов.

Я решил быть откровенным, поскольку не видел смысла скрывать правду. Недоверие недоверием, но разве все мы так или иначе не стремимся к единой цели – восстановлению привычного порядка вещей?

– Вот как? – Услыхав мой ответ, Хатори даже не донес до рта ложку. – И зачем вы шли к маршалам, если не секрет?

– Наум Исаакович считает, что он мог бы помочь Макросовету разрешить кризис и вернуть обратно виртомир. – Я кивнул на дядю Наума, робко смакующего дорогое вино. – Для этого ему требуется правительственный терминал, который поблизости имеется только в Пирамиде.

Арбитр и Ахиллес переглянулись. По выражению их лиц было сложно определить, как отреагировали они на мои слова. Я не покривил душой и теперь ожидал ответной откровенности. Однако хозяева, по-видимому, сочли, что время для этого пока не настало. Вместо разъяснений Санада переключился на беседу с дядей Наумом – инициатором дерзкого проекта глобальных масштабов, в двух словах описанного мной.

– А вы, как я погляжу, весьма претенциозный человек, Наум-сан, – сказал Хатори, однако в голосе его чувствовалась не усмешка, а уважение. – Судя по тому, как легко вам удалось устранить проблему, над которой мы безрезультатно бьемся вот уже два месяца, вы – специалист высокого уровня. Наверняка в молодости работали на правительство. Я прав?

– Смею огорчить вас, любезный Хатори, но вы таки заблуждаетесь, – смущенно потупился Кауфман. – Я – скромный контролер птицеводческой фермы в Дели.

Вскрывшаяся правда заставила отложить ложку даже Ахиллеса.

– И кто научил тебя отпирать заклинившие ринголиевые двери толщиной в четыре пальца? – с присущей ему бесцеремонностью полюбопытствовал Блондин, неохотно переводя взгляд с красавицы дочери на отца.