Отряд Прокофия пока что шел без потерь, но, по факту, дружинники еще даже половины пути не покрыли. Кремль, тем не менее, уже практически скрылся из виду; теперь он напоминал о себе только размытыми очертаниями башен, которые выступали над крышами уже помянутых полуразрушенных зданий. Игорь, памятуя о событиях последних двух рейдов, не выпускал из правой ладони пистоль и периодически касался рукояти меча, болтающегося в заплечных ножнах. Пару раз светловолосый дружинник ловил ироничные взгляды спутников, но никак на них не реагировал: на пальцах объяснить, почему он так напряжен, у него все равно не получилось бы.

«Надо же, – думал Игорь. – У каждого из них за плечами по три‑четыре вылазки за стены, а на меня все равно косятся, как на сбрендившего параноика. Может, дело в том, что я только‑только из Зоны прибыл и уже опять туда, а они в последний раз из‑за стен выбирались… когда? С месяц назад? Больше? Я за такое время, наверное, тоже успокоился бы немного, тем более если б не довелось мне дважды попасть в крупную передрягу…»

После первого игоревского рейда, когда он вернул в Кремль груз боеприпасов и десятника Захара, многие называли его баловнем судьбы. Мол, все погибли, а он выжил да еще и побратима умудрился спасти – везунчик, не иначе. Теперь же, после случившегося в Тушино, Игорь начинал подозревать, что, напротив, невольно притягивает к себе всяческие неприятности. Как будто проклял его кто‑то, да там мудрено, чтоб страдали только близкие дружинника, а не он сам.

– О чем задумался?

Игорь вздрогнул, повернулся на голос и увидел улыбчивое лицо бугая Митрофана. Его фенакодус, судя по тяжелому надсадному дыханию, едва волочил ноги – до того трудно ему было нести лысого великана.

– Да так, о разном, – уклончиво ответил светловолосый дружинник.

К Митрофану он относился… никак. Они давно знали друг друга, но прежде практически не общались, чаще ограничиваясь лишь кивками при встрече. И то, что Митрофан заговорил с ним сейчас, вероятно, удивило бы Игоря в любое другое время, но не теперь, после случившегося в Строгино и Тушино. Сам лысый бугай если и выбирался прежде из‑за стен, то, как правило, только чтоб арматуру в округе собрать и в крепость отвезти, для переплавки. Игорь попытался вспомнить, слышал ли он о каких‑нибудь переделках, в которые попадал Митрофан, и обнаружил, что не помнит ни одной. Безусловно, светловолосый дружинник мог что‑то забыть, но, скорей, лысому разведчику просто везло…

До сего дня.

«Теперь ты со мной в отряде, дружок, – окинув спутника грустным взглядом, подумал Игорь. – А это, судя по всему, значит, что больше тебе везти уже не будет…»

– Я слышал, кио заставили тебя выкрасть у Книжника его… штуковину, – сказал лысый дружинник.

– Это все, что ты обо мне слышал? – с трудом сдерживая рвущийся наружу сарказм, уточнил Игорь.

– Нет‑нет, что ты? – тут же замотал лысой головой верзила. – Просто мы ж поэтому в Тушино едем, верно? Из‑за того, что кио нужна штуковина, иначе они наших не отпустят?

– Да, верно.

– А… какие они? – осторожно спросил Митрофан.

– Какие они… кто? – выгнув бровь, уточнил Игорь.

– Ну, кио. Я просто живого киборга и не видел никогда!

– А Настю когда Данила привел? – недоверчиво нахмурился светловолосый дружинник.

– В рейде я был, – с горестным видом склонил голову Митрофан. – Все пропустил – и шама, и кио…

– Ну и радовался бы. – Как ни пытался Игорь казаться дружелюбным, сварливость так и лезла из него наружу. – Веришь‑нет, я был бы счастлив, если б никогда не встречался ни с теми, ни с другими.

– Так ты и шамов встречал? – удивился Митрофан. – И все за два рейда…

Игорь смерил спутника оценивающим взглядом. Показалось, или этот лысый бугай действительно восхищается тем, как много разных тварей повидал светловолосый дружинник за жалкие две вылазки в Зону? Даже стрельцы, проводившие большую часть времени за крепостной стеной и, как правило, взирающие на прожорливую мутантскую кодлу с высоты нескольких метров во время очередного гона, никогда не жаловались на скуку. Скуку любили все, потому что скука, как правило, не таила в себе никакой опасности. Однако Митрофан, судя по всему, изнывал от рутины и жаждал приключений.

«Как хорошо, что в Кремле немного подобных «героев», – подумал Игорь про себя. – А если таковые и находятся, они, надо думать, либо быстро одумываются, едва встретят настоящую опасность, либо быстро умирают, потому что лезут на рожон!»

Светловолосому дружиннику очень хотелось вразумить непутевого спутника, но он усилием воли воздержался от чтения нотаций. Митрофан был старше Игоря и, стань последний его поучать, вряд ли оценил бы усилия молодого товарища по достоинству. А понапрасну тратить силы и нервы, которых и так нет, светловолосый дружинник не желал.

Взгляд Игоря уперся в спину едущего впереди Прокофия.

«Его воин, вот пусть сам ему мозги и вправляет!»

– Ну так что, расскажешь про кио? – нетерпеливо произнес Митрофан.

Игорь повернулся к нему и уже открыл рот, чтобы грубо отказать, когда десятник вдруг зычно воскликнул:

– К оружию! Псы на три часа и на шесть!

Никогда прежде светловолосый дружинник не думал, что обрадуется появлению крысособак, но сегодня был как раз тот редкий случай. Подняв голову, Игорь увидел, как из двух придорожных зданий выскакивают и несутся к дружинникам мутировавшие псы. Из основной массы обычных, в общем‑то, крысособак особенно выделялись три особи. Светловолосый дружинник прищурился. Ну да, точно. Все три явно «прожглись» в Красном поле. Перед внутренним взором мелькнула сцена из прошлого – тот самый момент, когда такая же псина сбила с ног Громобоя. Не окажись рядом Игоря с автоматом, нейромант, скорей всего, умер бы от клыков не в меру ретивой твари.

Митрофан, заревев, бросился навстречу крысособакам, его примеру последовали и другие. Засверкали клинки мечей, с протяжным скрежетом покинувших тесные заплечные ножны. Игорь скрипнул зубами, но огнестрел за пояс убрал: как ни хотелось побыстрей разобраться с тварями, в такой сутолоке он с куда большей долей вероятности подбил бы своего, чем юркую псину, снующую под ногами фенакодусов.

«Хотя Громобой бы такого подхода не одобрил, да…»

Десятник, на правах предводителя, направил скакуна к самой громадной твари, которая, видно, была в стае за вожака. Меч блеснул острой кромкой в свете заходящего солнца. Казалось, все кончено, и сейчас предводитель крысособак развалится на две половинки. Но прожженный пес оказался куда проворней обыкновенного и легко избежал размашистого удара Прокофия.

– А, чтоб тебя! – рявкнул десятник, явно не ожидавший такого поворота.

Изворотливый вожак мутантов нырнул под брюхо фенакодуса и яростно впился в него. Скакун заорал дурным голосом и заплясал на месте, задрыгался, пытаясь сбросить прицепившуюся крысособаку. Однако пес держался крепко, понимая, что дать себя скинуть равносильно самоубийству. Прокофий, ругаясь благим матом, спешно спрыгнул с раненого фенакодуса и обрушил клинок на подлую хищную тварь. На сей раз удар достиг цели – обезглавленное тело, содрогаясь в конвульсиях, рухнуло на потрескавшийся асфальт и там продолжило трястись, заливая полотно дороги мутно‑бурой кровью. Однако фенакодуса уже было не спасти – до того жуткими оказались его раны. Фыркая, скакун завалился набок, засучил ногами, однако ничего уже не мог поделать и сдох прежде, чем его хозяин встретил на клинок очередную подбежавшую тварь.