Я его предупреждал: нельзя так делать, нельзя. Но он, к сожалению, уже потерял точку сопротивления, а дальше конвульсии, только конвульсии. И все эти осенние договоры, новоогаревские встречи – это, знаете, все несерьезно.

Много было и по-настоящему трагических страниц в этой печальной и очень непростой истории… Николай Иванович, не могу вас не спросить, хотя вскользь мы эту тему уже затрагивали, о роли президента СССР, последнего лидера большой страны. Все-таки, с вашей точки зрения, это он, Михаил Горбачев – полноправный автор всей последовательности дел и событий, что так эпически и не слишком триумфально завершилась в декабре 1991-го? Или он просто оказался не на своем месте и не в свое время?

Вы в своей книге [79] , которую мы уже упоминали, часто обращаете читательское внимание на то, что он «уходил от окончательных решений», что «привык к неравновесию», к некоторому такому не совсем устойчивому дисбалансу и комфортно себя чувствовал только в этом состоянии. Или от него уже (или вообще) ничего не зависело? Как вы полагаете, кто ж таки автор того, что произошло?

В первые годы работы в ЦК, да и в Совмине, когда только перешел, я поддерживал Горбачева, поддерживал перестройку, потому что был убежден, что это нужно. Затем произошло то, что произошло. Я очень серьезно потом, после отставки, думал об этом. Вообще, мы сделали огромную ошибку. Когда я говорю «мы», я имею в виду и себя в том числе, но не только себя. Очень многие, вся страна сильно ошиблась, когда Генеральным секретарем ЦК стал Горбачев.

Понимаете, по своему характеру, по своему мировоззрению, по своим организационным возможностям, по своему житейскому опыту он не был способен к руководству огромнейшей страной. Вот если бы ему быть проповедником, просветителем, лекции читать, что-то еще – это блестящий был бы выбор, блестящий. Но это наша ошибка, что этот человек получил высший пост в государстве. Это ошибка, это наша вина, и боком все это вышло.

Я не думаю, что Горбачев сознательно разрушал Советский Союз, не думаю. Он сознательно разрушил партию, он сознательно разрушил общественный строй, социализм. Вот это он сделал сознательно. А разрушать Советский Союз, я думаю, он не собирался. А дальше он прошел точку, после которой сделать уже ничего не мог. Кто его надоумил? Я полагаю – нет, не полагаю, знаю точно, – были у нас серые кардиналы, которые в 1988–1989 годах, когда я и мои товарищи из Политбюро, как говорят, стали другими и с нами перестали считаться, вышли на арену, на первый план. Это, допустим, тот же Яковлев Александр Николаевич, Эдуард Шеварнадзе и пр. Они (кардиналы) и их соратники проводили четкую линию, чтобы постепенно, шаг за шагом сделать с государством то, что на самом деле с ним и произошло.

Михаила Сергеевича погубила также его не то чтобы нескромность, а увлеченность заграничными восторгами… Чем хуже обстояли дела у нас дома, тем лучше у него на Западе. Все кричали: «Горби, Горби!» Отсюда все эти его броски, эта неустойчивость… Это наша ошибка.

Не могу вас не спросить и о ГКЧП. Вы знали всех этих людей, ну или по крайней мере многих из тех, кто стал идеологическим мотором или организационным началом этого странного дела. Теперь-то мы с вами понимаем, что это была, в сущности, отчаянная рефлекторная реакция обреченных и в целом очевидно провальная затея. Но все-таки попытка была предпринята.