Грасс вводит в роман фигуру художника Мальската — и это еще одна сюжетная линия, которая проходит через всё действие. Во времена Гитлера Мальскат успешно занимался фальсификацией готических фресок. Умело затирая свежую краску, он создавал «старинные» изображения, которые призваны были свидетельствовать в пользу первородства германской расы. На основе его фресок пишутся трактаты, создаются теории, обосновывающие изначальное превосходство немцев. Так вся история арийского духа, вся нацистская историография предстает как сплошная фальшивка.

Но настоящим фальсификатором был не Мальскат, а те, кто восхищался нордическими типами на намалеванных им изображениях, кто после войны, на ходу перекрасившись, зажил в почестях и довольстве: «Вина и трупы хорошо упрятаны в их погребах».

1950-е годы в романе — «десятилетие обмана», время «невинных овечек» и «убийц на государственной службе», время подделок, ставших стилем жизни. Хотя в это время мир восхищался немецким «экономическим чудом», для Грасса это годы, когда позорное прошлое спешили вытеснить из памяти, когда вновь начинало процветать националистическое высокомерие и воцарялась сонная одурь, освобождавшая от размышлений, вины и раскаяния, когда вновь поднимал голову милитаризм.

В художественной структуре романа история Мальската обретает смысл, выходящий за рамки вставного эпизода: кризисная ситуация в мире, угроза катастрофы предстают как результат обмана и фальсификаций на уровне мировой политики, как прямое следствие губительных, непризнанных ошибок и опасных решений послевоенной поры.

Но наиболее глубокой и в художественном отношении продуктивной является та часть повествования, которая, перекликаясь с мотивами сказок братьев Гримм, касается проблем экологических и тесно связанных с ними политических и нравственных. Оскар Мацерат снимает фильм под названием «Лес», или «Леса братьев Гримм». Он торопится со съемками, пока лес еще не окончательно истреблен: надо оставить хоть какой-то «документ». Это должен быть немой фильм, ибо «умирая, лес говорит сам за себя».

Без леса человек беден, жизнь неполноценна — эта мысль, давно уже занимающая Грасса и не раз выраженная в его публицистике, проходит через весь роман. Лес как часть природы, как важная часть самой жизни находится под угрозой — кислотные дожди, промышленные отходы, загрязнение воздуха. Но лес — не просто легкие городов, восстановитель душевного и физического здоровья. В художественной системе грассовского романа это еще и обиталище сказки, а без нее жизнь скудна, невыносима и попросту немыслима.

В ткань романа вплетены, что нередко у Грасса, стихи, метафорически обобщающие сказанное в прозе. Вот, к примеру, строки о лесе и сказке:

Лес умирает

Из-за людей,

И потому убегают сказки.

Не знает веретено,

Кого ему уколоть.

И руки девушки-безручки

Не могут обнять дерево.

И третье желание остается невысказанным.

И Король Дроздобород ничем уже не владеет.

И дети не могут заблудиться,

И число семь означает всего лишь семь.

И раз из-за людей погибает лес,

Сказки пешком уходят в город.

И конец у них плохой.

Такова взаимосвязь: без леса нет сказки, без сказки — жизни. Гибель леса — трагедия человека, символ смерти всего живого. Сказка в романе переплетается с реальностью. В фильме, который снимает Оскар, сюжеты гриммовских сказок соединяются с кадрами действительности ФРГ, с недавней историей, с катастрофическими видениями будущего.

Дети федерального канцлера, появляющиеся вместе с ним на съемках фильма, где для сановного визитера выстраивают вместо гибнущего леса искусственные декорации, превращаются в Гензеля и Гретель; они же современные панки, они же действующие лица ранних романов Грасса. Сказочные персонажи возникают среди современных реалий, на фоне коптящих заводских труб, бетономешалок, автомобильных пробок на дорогах. Строительные и промышленные боссы, принадлежащие к власти, сидят за длинным столом переговоров — у них достаточно «тысячных банкнот», чтобы на месте лесов возникли роскошные виллы и заводские строения. «Потому-то и погибает лес. Он подыхает публично». К небу еще устремлены прямые, но безнадежно больные, умирающие деревья — «трупы деревьев». В мертвом лесу еще «дремлет принцесса», но всё вытесняют ядовитые отходы, ржавый железный лом…

Напряженные, драматические отношения между человеком и окружающей средой — предмет озабоченных раздумий ученых, экологов, философов, публицистов. Проблема волнует всех, кроме банкиров с большим количеством крупных купюр. Возникла даже специальная наука, названная экологической этикой, вошли в употребление такие понятия, как экологическая совесть.

Проблема нравственной ответственности охватывает уже не только систему межличностных отношений, но и сферу «внечеловеческую». У Грасса отношением к природе всё ощутимее проверяются и моральные нормы общества, и нравственный облик личности. Тревога, вызванная разрушительными процессами в сфере экологии, находит выражение в мировой литературе того времени, в самых выдающихся ее произведениях — назовем, к примеру, Чингиза Айтматова и Валентина Распутина. Трагическое противоречие, возникшее между достижениями научно-технического прогресса и возрастающей опасностью экологической — не говоря уже о ядерной — катастрофы, издержки сверхинтенсивного антропогенного воздействия на окружающую среду, обозначившийся диссонанс между «технической цивилизацией» и сохранением накопленных духовных и культурных богатств — все эти вопросы, в последние десятилетия прошлого века (да и сейчас!) во многом определяющие характер философских дискуссий, самым непосредственным образом сказываются на развитии литературы с ее особым интересом к проблемам морально-этического плана.

В романе Грасса сказочно-экологическая линия имеет особое значение, ибо ставится в прямую связь не просто с состоянием общественного сознания, но и с угрозой самому существованию человека на земле. Нарушение экологического баланса и сопровождающие этот процесс нравственные утраты понимаются как одна из причин глобальной опасности, нависшей над человечеством.

Свою тревогу по этому поводу Грасс высказывал еще в «Палтусе», но наиболее отчетливо в публицистических выступлениях. В 1984 году он участвовал в дискуссии деятелей культуры и науки ФРГ, посвященной проблемам сохранения лесов. Речь шла о том, что значит лес для культуры, прежде всего культуры немецкой с ее мошной романтической традицией, для будущих поколений, для выживания человеческого рода.

В ходе беседы Грасс вспоминал знаменитые строки Брехта о том, что в определенных исторических ситуациях «разговор о деревьях» может быть «преступлением», ибо включает в себя умолчание стольких преступлений. Слова Брехта означали, что «разговоры о природе» как бы сами по себе слишком «невинны», они отвлекают от серьезных политических проблем. Грасс вспоминал эти строки, чтобы прийти к выводу, что в наше время «разговор о деревьях» уже не означает отказа от обсуждения проблем, вызывающих всеобщую тревогу, глубоко волнующих весь мир. В той же беседе Грасс говорил и о связи между лесом и сказкой, которая, по его убеждению, жизненно необходима современному человеку, ведь в сказке «живет реальность, просвечивают история и исторические перемены».