Около четырех дня, на подъезде к Костроме, я снова позвонил Зое.

– Встретимся на том же месте, – предложила она.

– В квартире на Лесной, двадцать семь?

– Нет-нет, – засмеялась она. – На «сковородке» – Сусанинской площади, возле пожарной каланчи.

Вскоре я переехал мост через Волгу. Речка блистала.

В центре города я припарковался неподалеку от центральной площади. От смены положения засидевшееся тело заболело с утроенной силой, и я еле доковылял до пожарной каланчи. Я даже – наплевать на условности – уселся в ожидании Зои на бортовой камень.

Наконец появилась она, и в тот миг, когда я ее увидел, я понял, что рад встретить ее – но как друга. Товарища, можно сказать, по работе. И я больше нисколько не вожделею ее – а ведь подобные желания подступали, чего там греха таить, все три предыдущие наши встречи. Слава богу и спасибо Василисе из города Сольска, что они помогли мне понять это. Иначе рано или поздно я бы не сдержался, и мы с Зоей очутились бы в койке. И ни к чему хорошему это бы не привело. Тяжелые объяснения, тоскливое расставание. Нет, сколько раз я давал себе зарок: укладываться с девушкой можно, только если ее по-настоящему любишь, и никак иначе. Не вестись на собственную сексуальную алчбу. И на женские игры, кокетливые штучки. Не морочить голову ни себе, ни им. Вот только очень трудно понять про себя, когда оно приходит, это настоящее чувство. Короткая встреча с учительницей Василисой в Сольске помогла мне понять, каким оно на самом деле бывает. Когда тебе даже наплевать на секс. И хочется просто быть с девушкой рядом. И расстояние в тысячу километров между нами было бы мне не помехой. Эх, Василиса – прошла она мимо своего счастья.

Я с трудом поднялся с асфальта. Зоя вдруг погладила меня прохладной рукой по щеке. Дотронулась до кровоподтека, выглядывающего из выреза майки.

– Что случилось? – заботливо и проникновенно спросила она.

– Бойцы все из той же команды. Как тогда, возле твоего дома. Только на этот раз им повезло больше.

– Как чувствуешь себя?

– Бывало и лучше.

– Может быть, к врачу?

– Нет-нет.

– Ты переночуешь?

– Извини, надо спешить. Хочу к вечеру добраться до Москвы. Дела.

– Что ж, не буду настаивать.

– Слушай, ты меня два раза угощала – давай я тебе устрою алаверды. Пойдем куда-нибудь в хорошее местечко, поедим. У меня с самого Сольска ни крошки во рту.

Она согласилась, и я попросил ее как местную, в каком-то роде, жительницу показать достойную ресторацию.

– Пошли, – она взяла меня под руку.

В этот раз Зоя показалась мне не такой, как в Белокаменной, и даже иной, чем в нашу первую встречу тут, в городе, – более спокойной, мягкой, женственной. Может, сказывалось, что она отдохнула, побыла с сыном, отключилась от столичной гонки?

Девушка, как и в прошлый раз, привела меня на берег Волги. Великая русская река здесь еще не выглядела великой – но мощный потенциал, вращающий могучие турбины и перегоняющий сотни кораблей, в ней чувствовался. Мы с Зоей поднялись на дебаркадер. Зал был обустроен в тяжеловатом стиле ретро, заставляя вспомнить о золотом девятнадцатом веке: чучело медведя, механическое пианино и фотографии из фильма «Жестокий романс», который снимался в городе. Однако погода позволяла, и мы уселись на открытом воздухе.

– Ты, как я понимаю, за рулем, – сказала она. – А я выпью.

– Буду только рад. Ты расслабишься и выдашь мне все тайны. – Я вспомнил, как пил позавчера вместе с губернаторшей, и посмеялся про себя: похоже, в тот день значительно больше секретов выдал я ей, а не наоборот.

– Какие, например, я должна поведать тебе тайны?

– Ты выпей сначала, а потом я спрошу.

На самом деле вызнать у нее я собирался только одно. Но сперва мы пообедали – все было мило, вкусно и непринужденно. Зоя с удовольствием выпила две «Маргариты», я ограничился колой. Наконец, настала пора вопросов-ответов. Я вытащил телефон, открыл фото и предъявил своей собеседнице/собутыльнице.

– Не помню такого, – наморщила она лоб.

Я проводил опознание совсем не по правилам, поэтому демонстрировал не несколько карточек, а лишь одной персоны. И счел возможным задавать наводящие вопросы. Я напомнил, при каких обстоятельствах она могла данного товарища видеть.

– Ах да, – сказала она. – Да, ты прав. Тогда это был он. Да, тот самый, что на снимке.

Больше мне ничего от Зои не было нужно, но я, как истинный джентльмен, предложил подвезти ее на своей машине до той самой дачи, где она проживала с бывшей свекровью и сыном. Она решительно запротестовала.

– Но почему? – удивился я. – Зачем тебе на автобусе душиться или на электричке?

– Нет-нет-нет-нет, – отказалась она категорически.

– Ты боишься, что свекровь увидит, что тебя мужчина провожает? Она разве не понимает, как жизнь устроена? И ты не совсем на себе крест поставила?

– Не в этом дело. – На ее глазах вдруг выступили слезы. – Я не хочу, чтобы ты видел сына. Муж мой когда-то от него убежал.

И она заплакала. Стала утираться, сморкаться в платок, а потом скрылась в туалетной комнате.

А я принялся наблюдать, как течет самая главная русская река, как вспыхивает иглами на солнце, как покачивает наш дебаркадер.

Вскоре вернулась Зоя. Она привела себя в порядок, умылась. Только носик был красный.

Усевшись напротив меня, сказала почти весело, как бы продолжая оборванный разговор:

– Хотя все равно я чувствую, у нас с тобой ничего не склеится.

Возражать я не стал, хотя она – возможно, для этого – сделала паузу. И тогда Зоя призналась:

– Артемка мой болен.

– Что с ним?

– Аутизм. Это не лечится.

– Сочувствую. Конечно, вольно мне утешать – но ведь это не больно? И ведь у таких людей действительно сверхспособности? Говорят, в израильской службе безопасности из аутистов специальную группу создали – анализировать огромные массивы данных.

– Легко говорить со стороны.

– Да, прости, я понимаю.

В итоге я все-таки довез Зою до дачного поселка, где проживала в летние месяцы ее свекровь. Остановился у калитки. Забор был старым и покосившимся, а домик площадью шесть на шесть метров явно построен из подручного материала в советские времена – теперь, возможно, кажущиеся кому-то благословенными. Краска на дощечках, коими был обшит домик, почти смылась дождями и облупилась. Кое-где отвалились и сами дощечки, обнажая труху, которая некогда служила теплоизоляцией. Я невольно подумал о роскошном доме Ворсятова в пригороде Москвы, попрощался с Зоей и дал газку по ухабистому проселку.

С каждым километром, приближавшим меня к Белокаменной, становилось очевидней, что я еду на юг. Солнце перестало сиять над горизонтом, и наступило подобие сумерек. И приближалась столица. Движение делалось интенсивней, а водители наглее. После трех суток, что я прожил без колес или вяло, по-провинциальному, драйвил в Сольске, мне пришлось встряхнуться, чтобы заново прийти в московскую норму.