– Теперь послушай, что я тебе скажу, подпольщица. Если ты, Аграфена Настасьевна, где-нибудь, когда-нибудь увидишь меня, идущую тебе навстречу, то очень тебя прошу, Карамазиха, перейди на другую сторону улицы! Поняла меня? Или еще объяснить?

Она бросила трубку и заметалась по комнате в шоке от услышанного. Ну и штучка эта революционерка! Опытная провокаторша! Ловко она вчера завела разговор о Евгении – самую болезненную для Гошки тему. Да еще и сравнивать их заставила. Подтвердить денежную несостоятельность Георгия, унизить его, как мужчину. И что же на самом деле произошло ночью на подпольной квартире? Почему второй день молчит Ленка? Что за внезапный интерес к истории? Почему подруга ни словом не обмолвилась о книжном заказе? Где сейчас Георгий? Что вообще происходит? Катя решила все выяснить и потянулась к телефону, но он зазвонил сам.

– Привет, – приглушенно буркнула Ленка. – Говорю из кухни, он не слышит. Можешь приехать прямо сейчас? Только быстро. Я предупредила, что у себя не оставлю. Он собирается ночевать на вокзале, а на него смотреть страшно.

– Ты о Георгии? Что он потерял у тебя и не может найти уже второй день, подруга? Почему вчера не позвонила?

– Кать, потом. Приезжай, забери его. Ему жутко хреново, а к тебе ехать отказывается. Говорит, ты прогнала его.

Она схватила шубу, одеваясь на ходу, поймала такси и уже через пятнадцать минут звонила в Ленкину дверь. На подруге поблескивала люрексом ее самая ударная кофточка. Она высоко открывала плечи, соблазнительно обтягивая грудь и тонкую Ленкину талию. Георгий сидел у журнального стола, склонившись над толстой книгой, и что-то подчеркивал карандашом. Он поднял пергаментное лицо.

– Катя?

– Гоша, собирайся. Есть срочный разговор. – Она обернулась к стоящей в дверях подруге – Умница, Ленок, что не пожалела денег на эту тряпочку. Она идет тебе чрезвычайно. Не жалко дома-то тереть такую красоту?

– Тебя забыла спросить, как мне одеться, – прошипела Ленка. – Я пока еще в своем доме. В чем хочу, в том и хожу.

– Ходи, ходи… – Катя проводила взглядом Георгия, направившегося в прихожую.

– Остыла? – обернулся он. – Не торопишься?

– Поговорим без свидетелей. – Она наблюдала, как он застегивает пуговицы на светлом полупальто, обматывает шарф вокруг шеи. – Большое спасибо, Лена, что приютила моего гостя, – официальным тоном поблагодарила она подругу. – А ты, оказывается, историей увлеклась? Приятно, но несколько неожиданно.

Ленка вспыхнула, но промолчала.

Они вышли из подъезда и остановились. Темнота и пронизывающий ветер встретили их на улице.

– Георгий, что все это значит?

– Ты о чем? О том, что я навестил твою лучшую подругу и мою добрую приятельницу? Но разве не ты сказала, что я свободен и ты больше не ждешь меня?

– А ты и рад? Молодец! Умница! Времени зря не терял! Всех охватил! Подруги невесты не понравились? Луиза в свете ночника смотрится пикантнее? Надеюсь, оба остались довольны? А Ленка-то как вырядилась ради урока истории! А как же! Прибыл известный просветитель! Руссо Вольтерович на выезде!

– Это и есть твой срочный разговор? – оборвал ее Георгий. – Мне он не интересен. И не смей кричать на меня, ты мне никто!

Она не поняла, как ее правая рука отлетела в бешеном размахе. Но Георгий успел схватить ее и завернуть за спину.

– Все? Или еще что-то? Давай, я слушаю. – Он враждебно смотрел на нее, не ослабляя хватку.

– Больно. Пусти!

Он разжал руку. Катя разглядывала покрасневшие пальцы, потирая их, а когда подняла глаза, едва различила в белых штрихах начавшейся метели светлое полупальто. Оно быстро удалялось от нее в сторону трамвайной остановки, а тонкие иглы поземки суетливо зашивали следы на асфальте.

Она не поняла, что произошло, и долго не могла сдвинуться с места. Смысл случившегося доходил с трудом. Она рванулась и побежала, скользя и спотыкаясь. Трамвай показался из-за поворота, светя огнями.

– Гоша, стой! Остановись, Георгий! – голос смешался с трамвайным перезвоном. – Не уходи, Гошенька!

Он все же услышал ее и остановился. Задыхаясь, она добежала до него и начала падать. В последний момент он успел подхватить ее одной рукой, сообразив, что она не поскользнулась.

Светящихся окон Катя уже не видела, но с облегчением услышала скрежет закрывающихся дверей. Трамвай тронулся с остановки, обиженно звякнув на прощание. Прижав к себе обмякшее тело, Георгий поднял свободную руку, пытаясь остановить машину.

Она пришла в себя на заднем сидении. Затылок горел, виски сжало тисками, слезы катились по щекам. Бледный и сосредоточенный Георгий сидел рядом, глядя в затылок водителя.

– Гоша… – Он повернул голову. – Ты не бросишь меня?

Георгий не ответил, вновь отвернувшись от нее.

Дома ей сразу стало легче. Дыхание восстановилось. Тиски ослабли. Она разделась в прихожей, а Георгий, расстегнув пуговицы, прошел на кухню в пальто. Он сидел на диване, откинув голову к стене и закрыв глаза. Изможденное лицо прорезали глубокие морщины. Побелевшие губы подергивались. Катя еще никогда не видела его таким. Она бросилась к холодильнику и достала кастрюлю с куриным бульоном, сваренным вчера на всякий случай.

– Я сейчас, потерпи, – торопилась она. – Хочешь овсянку на молоке?

– Я, наверное, пойду. Довез тебя, ты в порядке… – встрепенулся он, открыв мутные глаза.

– Георгий, может, хватит? Куда ты собрался в таком состоянии? Ты же рухнешь у подъезда. И вообще, что с тобой? Ты разлюбил меня? Так скажи прямо, не юли.

Он глухо хохотнул, окинув ее оживившимся взглядом.

– Разлюбил? Я? Ну и шутки у тебя. – Он поднялся и приблизился к ней. – Это ты меня разлюбила. Ругаешься, кричишь, злишься.

– А как прикажешь мне вести себя, если всех знакомых и незнакомых ты охватил своим вниманием? Только на меня нет времени. Что, по-твоему, я должна думать? Сочинил сказку Ленка увлеклась историей! Да она отродясь ничем таким не интересовалась. Кстати, по какой же теме она заказала тебе книжки?

– Наполеоновские войны. Лена хотела узнать о соратниках Бонапарта, что и было исполнено. Про Мюрата, Лефевра, Даву кое-что интересное нарыл.

Катю безумно интересовала вся эта историческая интрига, но от расспросов она воздержалась. Георгий наконец-то был рядом, землисто-серый, несчастный, измученный болью, такой родной, такой любимый, единственный… Сердце сжалось от страха, что она могла больше не увидеть его. Она обняла его, коснувшись губами бородки.

– Гошка, что мы творим? У нас и без того времени в обрез, а мы так бездарно его тратим. Когда тебе уезжать?

– Поезд утром, но… – Он улыбнулся и смешно спел – «Бродяга я-а-а-а. Никто нигде не ждет меня». Я свободен, как ветер, Катя!