— Погоди, — опешил Марвин. — Это что же получается? Значит, убитый охранник и был психом Фемахом? Ерунда какая-то. Нет, не может быть.

— Почему — Фемахом? — Далий непонимающе посмотрел на старшего. — С чего вдруг?

— Шеф рассказывал, что у прежнего видящего было любимое ругательство «загермард», — расстроенно пояснил Марвин. — Но если я убил Фемаха, на котором держится здешний мир, то какого хрена эта реальность до сих пор существует?

— Зря суетишься. — Далий положил посох на плечо и вгляделся в болотце, выискивая подходящую тропку. — Во-первых, выражение могло возникнуть само по себе, вместе с миром и его историей. А во-вторых, у ругательств есть интересное свойство быстро становиться популярными. Стоит лишь хорошенько, от души выругаться прилюдно непонятным словом, как его кто-нибудь обязательно запомнит и тоже использует в подходящем случае. Ну и пошло и поехало.

— Сам, что ли, придумал? — не поверил Марвин. — Хотя звучит убедительно.

— Нет, у нас был факультативный курс по ругательствам и слухам. — Далий поставил ногу на кастрюлю, придавил ее для проверки; в жидкой грязи громко булькнуло, завоняло гнилью. — Их происхождение и распространение. Ты знаешь, что слух, пущенный на окраине осажденного города, достигнет другого края всего через полчаса? А то и через десять минут. В зависимости от напряженности обстановки.

— Смотри не рухни, специалист по сплетням. — Марвин схватил за плечо покачнувшегося напарника и осмотрелся, выискивая другой путь. — Вон там вроде бы кочки есть. — Он указал рукой. — Пошли, нечего по кастрюлям скакать. Тоже мне, болотная фея выискалась! Упадешь в грязь, неделю дерьмом вонять будешь.

— Ха, чтоб я упал? — насмешливо отозвался Далий. — Не дождешься, я лучше цирковой кошки балансирую! Сейчас на место придем, сам убедишься.

— Как скажешь, — не стал спорить Марвин; по поводу некоторых заявлений Далия у него было особое мнение, сильно отличающееся от мнения напарника.

Ждать результата пришлось недолго: быстро допрыгав до середины болотца, Далий вдруг соскользнул с очередной кочки и ушел по колено в вязкую жижу. Однако напарник не расстроился: показав Марвину большой палец — мол, все путем, начальник, — он медленно побрел к берегу.

— Убедительно, — громко подтвердил Марвин, — действительно, впечатляет. Это ты молодец, это ты ловко.

— Фигня. — Далий выбрался на сушу, сбросил с ног чавкающие кроссовки и принялся сдирать с себя липкие джинсы. — Ведь не упал же, как и обещал! А штаны все равно были рваные, не жалко. Кроссовы тоже никакие, пора новые покупать. Ничего, дойду босиком до первого обувного магазина, там затоварюсь.

— Оптимист, — буркнул Марвин, на всякий случай высоко заворачивая брючины. — Может, тут никаких магазинов нету. Может, тут по талонам обувь выдают. И будешь ходить как дикарь… Ты ботинки-то прихватил или только форму взял?

— Только форму. — Далий полез в вещмешок за брюками. — Ботинки не влезали, я и не стал заморачиваться. Кто бы мог знать, что они пригодятся.

Осторожно ступая по кочкам, Марвин без приключений пересек болотце и направился к домам. Далий с разочарованным видом побрел следом: надевать брюки на грязные ноги он не захотел, так и шел полуголым, повесив форменные штаны на конец посоха. Со стороны Далий напоминал потрепанного в бою солдата, вынесшего с поля битвы особо ценный войсковой штандарт. Возможно, что и вражеский.

Ближайшая улочка обнаружилась неподалеку от места переправы. Слишком узкая, заросшая травой и репейниками, она больше походила на тайный лаз во вражеское расположение, чем на настоящую улицу. Хотя вполне возможно, что это был самый обычный проем между соседними домами, излюбленная тропа кошек, собак и малолетних хулиганов.

Марвин шел вдоль глухих стен, стараясь не задевать локтями зеленые от плесени кирпичи; позади него, то и дело наступая на колючки репейника, ойкал босой Далий. Марвин усмехнулся, вспомнив зря выброшенные кроссовки, и уже хотел было сказать по этому поводу какую-нибудь нравоучительную гадость, когда за спиной у него что-то тихо загудело.

Марвин оглянулся. Напарник шагал, направив вниз рабочий конец посоха — высокая трава и колючие кусты раздвигались перед ним двумя зелеными волнами. Брюки, завязанные штанинами на груди, спадали на спину Далия монашеским капюшоном, и Марвин невольно вспомнил древнюю легенду о пророке, перед которым расступилось море. На всех виденных Марвином картинах у чудотворца в руке был посох, которым он то ли грозил морской пучине, то ли рассекал ее невидимой магической энергией.

— Далий, — негромко окликнул Марвин, — слушай, а почему твой посох называется «посох ифрита»? Ты где-то прочитал о нем? О его свойствах, например. Или о бывшем владельце.

— Нет, — сосредоточенно глядя под ноги, отозвался напарник. — Просто я в детстве любил восточные сказки. А там у многих колдунов-ифритов обязательно был чудесный посох. В основном чтобы мгновенно перемещаться, куда им нужно, или лупить врагов… Ну, поэтому и назвал. А ты чего спрашиваешь?

— Да так, — уклончиво ответил Марвин и отвернулся.

Наконец коридор закончился невзрачным двориком с колодезным срубом и скамьей возле двери. Закрытые ставнями окна будто намекали на то, что здесь никто не станет возражать, если уставшие путешественники присядут и отдохнут в тени. А некоторые, от кого за десяток шагов тянет болотным дерьмом, воспользуются колодцем. Если, конечно, в нем есть вода.

— Я пойду гляну внутри дома. — Марвин присел на скамью, ободрал с брюк нацеплявшиеся репьи. — Тебя с собой не зову, ты и сам знаешь, что делать. — Он кивнул в сторону валявшегося поодаль ведра с намотанной на ручку веревкой.

— Холодной, что ли, мыться? Вот счастье-то. — Далий поднял крышку на срубе, заглянул в темноту колодца, гулко крикнул в него: — Эгей! — и с нерадостным видом принялся разматывать веревку.

«Значит, вода все же есть», — понял Марвин; встав со скамьи, он распахнул дверь и вошел в дом.

Марвин ожидал чего угодно. Скажем, нищенски-убогой обстановки с вытертыми половичками, колченогими табуретами и щербатыми мисками; возможно, нежилой пустоты, с лохмотьями пыли на досках пола и паутиной по углам. Но то, что он увидел, стало для него слишком неожиданным. Даже шокирующим.

Это было не жилое помещение, а самая настоящая декорация, установленная на голой земле: стены, выглядевшие снаружи кирпичными, оказались сделаны из чего-то губчатого и непрочного, похожего на пенопластовые плиты. Никакого потолка в доме не было, лишь сходящиеся вверху опорные планки, на которых лежала крыша — тоже пластиковая. Как дом выдерживал непогоду и ветер, Марвин понятия не имел: хрупкая имитация должна была развалиться при первом же серьезном ненастье.

Марвин осмотрел немногочисленные комнаты, одинаково унылые и пустые, зачем-то поковырял стену кинжалом — клинок легко проходил ее насквозь — и, чертыхаясь, вернулся во двор. Где застал Далия увлеченно беседующим с невесть откуда взявшимся оборванцем. Оборванец был в возрасте, жилистый, давно не бритый и с совершенно неуместным аристократическим моноклем в глазу. Черные с проседью волосы были стянуты, как и у Далия, в длинный конский хвост, потому казалось, что возле колодца дружески беседуют отец и сын. Или два художника-бунтаря, придумывающие какую-нибудь скандальную инсталляцию.