Главное было сделано – ему удалось укрыться в безопасном убежище. То, что раненый зверь от него не отстал, говорило о том, что ружье было заряжено дробью и легкое ранение только взбесило медведя. Дом, в котором находился Егор, явно был заброшенным, по-видимому, и в соседних домах никто не живет. Внутри голо – нет ничего, кроме почерневшего рассохшегося деревянного стола и обложенной камнем печи. Видимо, жилище покинули давно, на что указывали пустой оконный проем и нежилой запах. Это, конечно, не охотничье зимовье, где, как слышал Егор, всегда находится неприкосновенный запас сухарей, спичек, соли – самого необходимого для путника, попавшего в тайге в переделку.

Тут он хлопнул себя по лбу, поняв, где оказался, – это было заброшенное селение экологических сектантов, жители которого неизвестно куда подевались.

«Из огня да в полымя», – заключил Егор, но особого страха после недавно пережитого не почувствовал. Медведь был реальной опасностью, возможно, он все еще поджидал Егора снаружи, а все остальное – лишь домыслы и легенды.

«Скоро друзья вернутся с охоты, отправятся меня искать и обязательно заглянут сюда, в заброшенный поселок, – убеждал он себя. – Здесь я дождусь их, не буду рисковать – выходить наружу».

Но внутренний голос говорил другое: здесь тебя будут искать в последнюю очередь, решив, что ты заблудился в тайге. Конечно, через несколько дней заглянут и сюда, но как бы поздно не было. Люди из этого поселка неизвестно куда пропали. А ведь этому есть причина, возможно, опасность поджидает здесь человека до сих пор.

Егор гнал от себя такие мысли, ведь они ничем не могли ему помочь, а лишь усиливали нервозность и страх. То, что здесь, возможно, придется провести не один день и, главное, не одну ночь, пугало его больше, чем то, что у него не было еды и воды.

Выждав время и собравшись с силами, Егор выглянул из-за стола – в окошке больше не торчала отвратительная морда зверя. Сюда доносились звуки тайги – шум ветра в вершинах деревьев, далекие крики птиц – ничего необычного. Похоже, беда обошла его стороной и снаружи больше ничто не угрожает. Но Егор не стал искушать судьбу, проверяя это, и решил заранее подготовиться к ночи.

В домике было две комнаты. Вторая была крошечная и не имела двери. В ней обнаружился полуразвалившийся топчан, и это Егора порадовало. Он довершил то, что начало время, – превратил топчан в кучу дров для костра, которых, по его расчетам, в случае если помощь не придет раньше, должно было хватить на ночь. Спички у него были.

Он сложил в очаге кучку щепок и присел рядом на корточки. Время тянулось медленно и нудно, и он не знал, чем заняться. На корточках долго не смог высидеть – ноги быстро затекли. Лечь было невозможно, так как по доскам пола беспрерывно сновали муравьи, считающие себя тут полными хозяевами. Периодически он вставал, чтобы размять ноги, делал приседания, просто ходил кругами по комнате, стараясь не приближаться к окну, – опасался, что в него может просунуться длинная мохнатая лапа с ужасными когтями. Его стала раздражать замкнутость пространства, однообразие, он злился на себя за то, что по глупости подвергся смертельной опасности, на приятелей, не настоявших на том, чтобы он пошел с ними на охоту, на Иванну, из-за которой он отправился в тайгу. Постепенно зрело убеждение, что медведь давно ушел и он добровольно заточил себя в этой развалюхе, а приближающая ночь может принести новую, неведомую опасность. Здесь действительно исчезли люди, следовательно, имеется скрытая, но реальная угроза для его жизни. В том, что он нашел бы дорогу назад, у него не было сомнений: у него была фотографическая память и он запомнил не только, сколько раз сворачивал направо и налево, но и где, и это несмотря на то, что убегал без оглядки от медведя. К тому же мимо заброшенного поселка проходила тропа, по которой они шли на заимку. Но он все же не рисковал идти по тайге без оружия, зная, что где-то рядом бродит разъяренный раненый медведь.

Приближающийся вечер принес еще одну существенную проблему – комары! Кровососущие твари резко активизировались, нагуляв аппетит, они устроили шикарный пир, на котором главным блюдом был именно он. С неистовством японских смертников-камикадзе, яростно гудя, они атаковали Егора со всех сторон, безжалостно впивались в его тело, не обращая внимания на гибель сотен своих собратьев. В бой вступали все новые несметные полчища этих тварей. Накомарника у Егора с собой не было, куртка валялась где-то в тайге, а плотная хлопчатобумажная рубашка для них не была препятствием. Непрерывно хлопая себя по всем частям тела и ругаясь, словно это могло помочь, Егор был вынужден раньше намеченного времени разжечь огонь в очаге. Доски были сухие и давали мало дыма, так необходимого ему для спасения от комаров, да и тот выходил в трубу. Перед очагом лежал небольшой лист металла, очевидно, предназначенный для того, чтобы от искр не загорелся пол, и Егор соорудил костер прямо на нем, но дыма было мало и он не помогал спастись от комаров. А вот выйдя за дверь, можно было набрать горы хвои, дающей прекрасный дым. Комары казались Егору не меньшим злом, чем медведь, и их беспрерывные атаки с гнусным предупреждающим жужжанием его вконец измучили. Егор уже ничего не соображал, у него было лишь одно желание: любым способом покончить с этим.

Не думая о медведе, о том, что нужно быть осторожным, он распахнул дверь, выскочил наружу, собрал хвою под деревьями, сколько мог унести, вернулся в дом и бросил ее на горящие дрова. Сразу повалил густой пахучий дым, но Егор еще два раза совершил вылазку, чтобы у него был запас хвои. После этого он запер дверь и стал безудержно кашлять от собравшегося дыма, от которого слезились глаза и было не продохнуть. Обжигая руки, он поднял лист металла и отправил дымящуюся хвою в очаг. Грудь разрывал кашель, из-за слез Егор ничего не видел, на ощупь он нашел дверь и приоткрыл ее, чтобы образовавшийся сквозняк вытянул дым из комнаты.

Когда зрение восстановилось, Егор увидел, что в комнате он не один – у очага на корточках сидела молодая женщина в остроконечной шапке и длинном синем одеянии и что-то поправляла в очаге короткой палочкой. Егор остолбенел, он не мог произнести ни слова и не знал, как себя вести. Управившись с очагом, незнакомка встала, и он как следует ее рассмотрел. Девушка была молодой, лет двадцати, ее чудная белая кожа была необыкновенно свежа. Черты лица и узкий разрез глаз были необычными для такого цвета кожи. Егор, разглядев ее, вынес безоговорочный вердикт: «Она красива, очень красива!»

Девушка была одета в длинное синее шелковое платье почти до пят, на груди – зигзагообразная широкая вставка из черного бархата, а у шеи – узкая полоска золотистой парчи; низ платья был также украшен полосами бархата и парчи. На девушке была еще длинная безрукавка из черного бархата без пуговиц, с множественными вставками из материала серебристого цвета. В ушах – огромные серьги, а на груди, на витых нитях, висели разнообразные украшения – все из серебра и тончайшей работы. На голове – шапочка, отороченная собольим мехом.

– Мэндэшэлхэ, – произнесла девушка.

Егор понял, что с ним здороваются. Он растерялся, но все же сказал:

– Привет.

– Как ты оказался здесь? – мило улыбнулась девушка, став еще краше.