— В чем дело? — спросил Томас.

— Даниэлла Блэкстоун, — зачитал парень с экрана. — Один ящик в год.

— На протяжении какого срока?

— Пожизненно, — ответил парень.

— Наверное, это достаточно дорого?

— Только не для нее. Она не платила ни сантима.

— Такое у вас бывает часто? — спросил Томас.

— Вовсе нет. Сам я ничего подобного не видел.

— Долго она получала от вас шампанское?

— Оно отправляется не лично мадам Блэкстоун, а ее семье, — сказал парень, оборачиваясь к Томасу. — Так ведется с тысяча девятьсот сорок пятого года.

— Вы знаете почему?

— В файле информации нет, а бумажные архивы с той поры не сохранились, — покачал головой француз.

— Почему с сорок пятого? Это как-то связано с окончанием войны?

— Косвенно, — подтвердил парень. — Подозреваю, что соглашение уходит в более далекое прошлое. Но для «Таттинже» оно началось в сорок пятом, потому что именно тогда мы приобрели несколько мелких домов по производству шампанского в Эперне. Судя по всему, договор с семейством Блэкстоун перешел к нам как раз от одного из них: «Демье».

Томас прошел мимо арендованной им машины, стоявшей у тротуара, к кафедральному собору. Когда-то это был один из самых величественных средневековых храмов в Европе, сравнимый с Вестминстерским аббатством по возрасту и по количеству коронаций. Однако во время Первой мировой войны собор был сильно разрушен артиллерийским огнем, после чего подвергся серьезной перестройке. До сих пор многие скульптуры на стенах оставались обезглавленными или посеченными осколками, и Томасу приходилось только гадать, какая же здесь разверзлась преисподняя, когда здание обстреливалось, если верить путеводителю, снарядами калибра 285 миллиметров. В книжечке также говорилось, что из сорока тысяч домов, окружавших собор, уцелело всего сорок.

Во многих отношениях собор разительно отличался от Вестминстерского аббатства. Внутреннее пространство здесь оказалось куда более свободным, не заставленным памятниками, поэтому общее впечатление создавали воздушность и величие камня, а также разноцветные блики из витражей. Еще здесь было гораздо тише. Томас побродил по прохладному массивному трансепту, восхищаясь огромными колоннами, покрытыми декоративной резьбой в виде листьев винограда, затем посидел немного, разглядывая глубокую синеву витражей работы Шагала. Это было все равно что находиться под водой и глядеть вверх, на солнце, яркие меняющиеся краски которого словно простирались в бесконечность. Чем больше Томас смотрел на витражи, тем четче ему казалось, что он плывет по волнам, увлекаемый течением, парит, словно дух, освободившийся от бренной оболочки.

У него в памяти всплыли слова из песни «ХТС» о Боге, сотворившем болезни и алмазы…

Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы встать и вернуться в мир, показавшийся теперь совсем темным. Поставив свечку за Куми, Томас прошел к машине. На улице похолодало, поднялся ветер, обещающий дождь. Ощущение достигнутого успеха притупилось, не помогло даже то, что он представил, как выкрадывает утерянную пьесу Шекспира из какого-то заброшенного, полуобвалившегося подвала под Эперне. Странно, что в таком созерцательном настроении Найт вообще обратил внимание на этого мужчину.

Молодой парень с коротко остриженными волосами, в длинном сером пальто стоял позади него в соборе. Томасу показалось, что он уже видел его прежде, вероятно в подвалах «Таттинже». Парень быстро прошел следом за ним несколько ярдов, но резко остановился, когда Томас добрался до своего «пежо» и стал искать ключи. Отвернувшись, парень уставился в витрину магазина, словно его внимание привлек какой-то выставленный в ней товар. Как только Томас отъехал от тротуара, тип в длинном пальто развернулся к улице и поднял руку, словно подзывая такси. В зеркале заднего вида Найт заметил, как приземистый зеленый седан, кажется «ситроен», стоявший на углу, рванул с места и парень быстро сел в него. Конечно, полной уверенности быть не могло, и все же Томас был готов поспорить, что это не такси.

Томас ехал по шоссе Н-51 на юг, в Эперне, мимо обширных полей и виноградников, ровными прямоугольниками раскинувшихся на склонах невысоких пологих холмов из известняка. Свернув с шоссе, он поплутал, по крайней мере один раз сунулся не туда, куда нужно. После чего потянулись опрятные деревушки, застроенные антикварными домиками, с обязательными рыночными площадями и военными мемориалами, относящимися к Наполеоновским, Первой или Второй мировым войнам. В конце концов ему пришлось остановиться, выйти из машины и свериться с дорожным указателем, наполовину скрытым раскидистым платаном. По указателю он определил, что оказался у черта на рогах. Предположив, что здесь в прошлом произошло какое-то значительное сражение, Томас поднялся по ступеням к монументу с выцветшим французским флагом. Это был кирпичный обелиск, окруженный плитами с именами. У его подножия лежат свежие цветы. Найт прочитал надписи и отметил, как часто повторяются одни и те же фамилии. Только теперь у него мелькнула мысль о том, что здесь, вероятно, находилась деревня, уничтоженная войной, — в данном случае Первой мировой. Многие имена были женскими. Возможно ли, что целая деревня была стерта с лица земли, все дома и люди сгинули в длившемся четыре года окопном ужасе, который был «войной во имя окончания всех войн»? Взглянув на карту в путеводителе, Томас пришел к выводу, что такое возможно. Эперне находился прямо на реке Марне, месте крупнейших сражений в начале и конце войны. В промежутке берега переходили от немцев к союзникам и обратно, и весь регион был разорен.

Остановившись на самом верху лестницы, Найт оглянулся на дорогу, по которой приехал. Вокруг не было ничего, кроме полей со странными круглыми башенками с коническими крышами, крытыми шифером, в которых, вероятно, хранился силос, и редких, отдельно растущих деревьев. Зеленого «ситроена», который, как ему показалось, следил за ним, когда он покидал Реймс, нигде не было. Томас не смог вспомнить, видел ли он его хоть раз на шоссе после того, как выехал из города.

«Ты становишься маниакально подозрительным, — подумал он. — Ничего хорошего в этом нет».

Вернувшись к машине, Найт поехал в обратную сторону.

Эперне, когда Томас наконец до него добрался, оказался живописным городком с обсаженными деревьями бульварами и большими зданиями с квадратными фасадами и остроконечными ступенчатыми черепичными крышами. Быстро темнело, и Найт устал. Он нашел маленькую анонимную гостиницу, где поужинал жарким из сочной телятины и местным сыром, после чего поднялся в свой спартанский номер. Кровать оказалась жесткой и узкой, но Томас заснул быстро и просыпался всего один раз до того, как полностью рассвело. Он не помнил, что ему снилось, но очнулся с чувством беспокойства, уверенный в том, будто должен что-то сделать, хотя никак не мог вспомнить, что же именно.

Томас поблагодарил чересчур строгую хозяйку за завтрак из хлеба, сыра и кофе с молоком, изучил план центральной части города и решил оставить машину у гостиницы.