Он проворчал весь этот монолог недовольным тоном, но Томас нашел подобное иконоборство занятным и заметил:

— Они утверждают, что изготавливают шампанское традиционными методами.

— А то как же, — усмехнулся американец. — Но что вы здесь видите? Максимум несколько тысяч бутылок? А эти ребята выпускают что-то в районе шести или семи миллионов единиц продукции в год. Может быть, больше. Вы думаете, что они держат какого-то типа, который бродит по погребам со свечкой в руке, словно монах из документал-драмы, и поворачивает бутылки на несколько дюймов каждую, по одной зараз? Да это просто бред.

— Похоже, вы разбираетесь в этом деле, — улыбнулся Томас.

— Скажем так, я тут не чужой, — многозначительно хмыкнул американец. — Но наверное, нам лучше оставить это при себе. А вы?

— Школьный учитель, — сказал Найт. — Здесь я вроде как в отпуске. Вы уже побывали во многих местах?

— Да, — подтвердил американец, начиная загибать пальцы со смесью бравады и скуки. — «Мартель», «Пипер-Идсик», «Мюмм», «Поммери», «Вдова Клико-Понсарден», «Лансон». Это только те, что находятся здесь, в Реймсе. Я побывал у «Боллинже» в Эз, а завтра еду в Эперне: «Мерсье», «Перье-Жуэ», «Кастеллан» и «Моэ и Шандон». Если вам что-нибудь нужно узнать о производстве шипучего вина, я тот, кто вам нужен.

Томасу показалось, что экскурсовод украдкой слушает их разговор. Она нахмурилась при упоминании шипучего вина. Быть может, все дело было в прохладных, мягко освещенных каменных сводах, в приглушенных голосах завороженных туристов, в каком-то наследии, оставшемся от монастырских развалин, но Найта не покидало ощущение, будто он находится в церкви, в доме вечных тайн, которые невозможно свести к шипучему вину.

Американец самодовольно сиял. Он был средних лет, худощавый, но крепкого, мускулистого телосложения. Волосы у него сильно поредели на макушке, и он часто, по привычке, проводил по ним пальцами, словно оценивая потери текущего дня. Однако в нем чувствовалась какая-то грубоватая уверенность, привлекавшая Томаса.

Дальше они уже держались вместе, переходя от одной выставки к другой, восхищаясь низкими сводами с каменными ребрами арок и бесчисленными боковыми ответвлениями, заставленными наклонными стеллажами с бутылками.

— Местные будут уверять, что вкус шампанскому придают окаменевшие останки ископаемых моллюсков в известняке под виноградниками, — равнодушно заявил американец. — Климат, техника прищипки побегов, столетние традиции и то, как формировались сорта винограда. На мой взгляд, полная чушь.

— Так в чем же оно? — спросил Томас, заглатывая наживку.

— Все зависит от того, что понимать под этим «оно». Я не буду говорить о букете, аромате, распределении пузырьков и всем остальном, потому что, полагаю, это можно воспроизвести во многих местах. Я имею в виду то, что делает шампанское самим собой.

— Кажется, я не совсем понимаю, — признался Найт.

— Согласно международному закону, для того чтобы вино называлось шампанским, оно должно быть произведено здесь. Это вам известно?

— По-моему, где-то слышал.

— Шампанское определяется районом производства, — продолжал американец, теперь уже откровенно язвительно и достаточно громко, чтобы на него стали оборачиваться. — Если вино произведено в любом другом месте, оно лишь игристое, изготовленное методом шампанизации. Только так оно и может именоваться. Метод шампанизации. Боже упаси назвать то, что разлито в бутылки, шампанским, если ты не являешься одной из добрых старых американских компаний, которым удалось найти для себя лазейку в законодательстве. — Он снова презрительно фыркнул, подчеркивая свое замечание.

— Вы работаете на американскую компанию, выпускающую вино? — спросил Томас.

— Шампанское, — уточнил американец.

— Верно, — сказал Томас. — На новую?

Американец кивнул, но тотчас же отвернулся, словно не желая продолжать разговор. Ему было лет пятьдесят, хотя в движениях сквозила юношеская легкость. Голос — пропитанное вином артиллерийское орудие, — сочный, богатый и громкий, дышал изяществом и властностью, что казалось совершенно естественным. Лишь этот прямой вопрос о том, на кого он работает, заставил американца умолкнуть.

— Я ничего не смыслю в шампанском, — признался Томас, идя на попятную.

— Оно вам нравится?

— А то как же, — пожал плечами Найт.

— Если так, то вы уже знаете достаточно.

— Но как вы отличаете по-настоящему великие марки от… не столь великих?

— На мой взгляд, все они примерно одинаковые, — ответил американец, отвернувшись, и это признание прозвучало хвастовством. — Вы сегодня будете осматривать только эти подвалы? — поинтересовался он.

— Пока что не знаю.

— Ищете что-то определенное?

— В общем, нет. А что? — Томас сразу же внутренне напрягся.

— Странно, — заметил винодел. — Человек, который не разбирается в шампанском, проводит отпуск здесь, посещая подвалы. Выглядит это… как бы сказать? Да, камуфляжем. Точно. Тем, в чем ходят на охоту. Разве не так?

— Я просто турист, — сказал Томас, чувствуя, как замыкается в себе, сознавая, что грубоватая заносчивая самоуверенность, исходящая от собеседника, не совсем вяжется с пристальным, внимательным взглядом, каким тот сейчас следил за ним. — На что здесь еще смотреть, как не на вино?

Американец помолчал, задумчиво разглядывая Найта. Затем его лицо снова растянулось в улыбке. Он широко раскинул руки и взревел:

— В самую точку, дружище! — после чего рассмеялся чересчур уж громко, снова возвращаясь в свой образ.

Томас никак не мог разобраться в том, как относиться к этому человеку, который с такой легкостью отметал шампанское и говорил языком, более подходящим телевидению и кино, чем винодельческой промышленности. Черт побери, что такое крупный план наезжающей камерой или, раз уж об этом зашла речь, документал-драма?

— Ладно, все это мошенничество, обман, миф об исключительности французского шампанского. Но зачем вы здесь?

— Просто чтобы посмотреть, чему тут можно научиться. Быть может, смазать трансатлантические шестеренки, понимаете? Посмотреть, возможно, нам удастся сварганить какую-нибудь короткометражную экспортно-импортную сделку, — улыбнулся американец, оглядываясь.

«Короткометражную? — подумал Томас. — Опять киношный жаргон».

— Но я уже достаточно насмотрелся, — заключил мужчина в костюме, напоследок обводя взглядом каменные своды. — Развлекайтесь, господин учитель, и не пейте слишком много.

Томас кивнул ему на прощание, но американец уже быстро уходил прочь. Позвякивание пряжек на его ботинках отражалось отголосками от стен подвала. Найт не мог сказать, была ли виной всему та резкость, с которой они расстались, но у него мелькнуло желание последовать за странным виноделом, просто чтобы узнать, куда тот направится. Он этого не сделал, но еще несколько минут постоянно оглядывался, убеждаясь, что американец действительно ушел.