обстоятельство, что даже на малейших скатах нас подбрасывает в воздух, также ускользает от ее внимания. Зато она распространяется о том, как во время прощальной церемонии на прошлой неделе ее постигло озарение насчет собственной потребности в безопасности, и после того, как она сожгла немного шалфея, станцевала танец жизни или что-то в этом духе, она, мол, готова к жизни, в которой нет места страху. Мне, как всегда, везет. Подмышка решает расстаться с естественным чувством страха и теперь вот ведет нашу машину. Вы не поверите, но с тех пор, как Подмышка села за руль, мое желание жить стало в тысячу раз сильнее. Никакие на свете нью-эйджевские ритуалы не помогут мне справиться с этой моральной травмой. Для этого мне потребуется интенсивная длительная терапия. Возможно, я искалечена навсегда. Возможно, мне теперь вечно придется ходить пешком, потому что Подмышка вызвала во мне сделавшую меня инвалидом фобию по отношению к транспортным средствам.

Даже рыбки Макгрегора застыли, насколько это слово вообще к ним применимо, в своих пластиковых мешках, хлюпавших, как наполненные водой шарики на дне рождения. Писанина в моей записной книжке расползается по всей странице. Но я же не могу не задокументировать этот момент! Моя записная книжка может стать чем-то вроде маленького черного ящика, обнаруженного после авиакатастрофы. Людям захочется узнать, что же могло нас заставить мчаться на рыбную выставку с такой бешеной скоростью.

Ну неужели у нас не может быть нормальной семейной прогулки? Единственное, что мне по душе, это то, что Подмышка сбрила с нашей поездки где-то час.

Позже, но еще не поздно

А вот и мы! Ну разумеется, мы угодили в аварию, едва въехали на автостоянку Общественного центра Террасы со скоростью порядка восьмидесяти километров в час. Столкновения было не избежать. Хорошо еще, что никто, ну кроме разве что Джеральдин, не пострадал. Думаю, что и травма Джеральдин не так уж опасна. В конце концов, Подмышка всего лишь слегка зацепила какой-то трейлер за край. При столкновении с нами он сморщился и сложился вдвое, Подмышка же ударила по тормозам в самом конце автостоянки и приложила руку к губам:

— О боже. Я только что кого-то стукнула?

Мама расцепила плотно сжатые челюсти и ответила:

— Да, ты кого-то стукнула.

Тут запричитала Джеральдин:

— О, моя шея! Я вывихнула себе шею!

Мама на нее зарычала:

— Да ничего ты не вывихнула!

Потом повернулась к Подмышке:

— Ты всегда так водишь? Боже правый, это самый ужасный опыт в моей жизни! Наша страховка вылетит в трубу. В машине мои дети. О господи.

Я не могла не обратить внимания на наше место в списке маминых забот, однако решила в этот раз держать свои мысли при себе.

Подмышка ответила:

— Ей-богу, мне так жаль.

На нашу машину, словно ураган, обрушился какой-то мужичонка с жесткой щеткой усов. Лицо его было красным, а на губах, пока он орал на нас, выступила пена:

— Вы че творите??? Вы стукнули мой трейлер! Вы стукнули мой долбаный трейлер!

Он был одет в камуфляж, а на поясе у него висел длинный охотничий нож.

Подмышка робко опустила стекло:

— Это ваш трейлер?

— А чей он, по-вашему, черт бы вас побрал?! — завизжал мужичонка. — Разумеется, это мой долбаный трейлер. Вам, леди, еще повезло, что я вытащил из него рыбок до того, как вы его стукнули. Случись это на две минуты раньше, вы бы угробили мне фундулюсов на тысячу долларов. — Немного подумав, он добавил: — И жену мою заодно. Если бы она находилась в трейлере, то могла бы покалечиться. — Правда, слово «покалечиться» он произнес как «покорячиться».

Подмышка продолжала извиняться, а мы с мамой и Джеральдин выбрались, пошатываясь, из машины, стараясь совладать с подкашивающимися от страха ногами.

Макгрегор наклонился к переднему сиденью.

— Вы привезли на выставку фундулюсов? — спросил он.

Разъяренный мужичонка всмотрелся в Макгрегора, который сидел, крепко зажав между коленями ведро с обалдевшими, травмированными рыбками, и ответил:

— Да, привез тут кучу фундулюсов на выставку и на аукцион. А еще сушеные икринки. А у тебя что?

Пока Макгрегор и Усы беседовали о рыбках, Подмышка, мама, Джеральдин и я сбились в кучку в сторонке, дожидаясь, пока уймется дрожь в коленях. Как я поняла, фундулюсы — это такие сезонные рыбки, которым требуется лишь, чтобы подливали воду, а мужичонка — крупнейший в стране рыбовод или типа того. В свою очередь, у него в штате Монтана, откуда он сам родом, имеется поставщик, еще один крутой рыбовод, живущий там на огороженной территории.

Углубившись в беседу, Макгрегор и Зови-меня-Пит-действительно-я-уже-два-года-работаю-над-породой-немецких-шоколадных-фундулюсов прошли мимо нас в Общественный центр. Пит задержался на секунду и, сердито глядя на Подмышку, сказал ей, что вернется за информацией о страховке попозже.

Подмышка и Джеральдин достали из машины барабаны, а мы с мамой проследовали за Макгрего-ром и Питом в спортивный зал.

Слава богу, что у нас есть Макгрегор со своими рыбками. Если бы с нами была только вонючая Джеральдин и Волосатая Подмышка, Пит наверняка пустил бы в дело свой длинный охотничий нож. С американцем в боевом снаряжении на рыбной выставке шутки плохи. Пит, должно быть, один из тех «ополченцев», которые только и ждут конца света, чтобы вернуться к своей излюбленной пище — лесным белкам. А фундулюсы — рыба, которая как нельзя лучше подходит самому крутому специалисту по выживанию.

В одной половине спортивного зала находилась сцена, перед которой стояли ряды пластмассовых стульев. В другой половине располагалось примерно пятнадцать столов, на каждом из которых стояло несколько чаш или небольших прямоугольных аквариумов. За аквариумами гордо восседали их владельцы и рыбоводы.

Макгрегор был возле стола Пита. Стол находился в единоличном распоряжении Пита и был уставлен примерно двадцатью чашами с одной-двумя рыбками в каждой. За столом сидела, ссутулившись, затюканная и, судя по выражению лица, ненавидящая рыбок женщина, должно быть приходившаяся Питу женой, редко избегавшей участи покорячиться. Рядом были еще минимум двое ополченческого вида парней, один из которых стоял за аквариумом с какими-то изысканными гуппи, а другой — за чашей с крошечными, мелькающими как молнии, красными неонами.

Остальные, выставившие напоказ свои украшенные плавниками сокровища, представляли собой разношерстную даже по меркам Британской Колумбии компанию. Тут были дети с напряженными физиономиями, дети со скучающими физиономиями и напряженными родителями, пара байкеров в коже, татуировках и шрамах, контингент «Четырех эйч»[53], а также какие-то серьезные ученые типы, чьи аквариумы скрывались за всякими