А убили в результате того царя, который наконец освободил крестьян и дал им свободу и хоть немного своей земли, убили Александра II, потому что уже не разбирались, кто хороший, кто плохой. Потому что русский мужик долго запрягает, а потом его не остановишь…

Вообще, не изучая историю, не поймешь, что происходит сегодня. Например, моя соседка Лена, которая думает, что мертвые живут на Луне, слыша слова «капитализм» и «социализм», начинает хохотать. Рифмовать со словом «клизма» и называть меня занудой, обещать, что Виктор Сергеевич меня бросит, потому что от начитанной женщины пахнет пылью.

Буфетчица занималась с водителями – носила им суп, что-то забирала, смеялась, выходила курить. Но чай мне не несла. Тогда я встала сама и подошла к ее стойке, надеясь, что она так быстрее обратит на меня внимание, хотя бы побежит к кассе, боясь, как бы там что не пропало. Я зачем-то обернулась и увидела женщину и молодого человека, которые сидели в противоположном углу от моего столика и сейчас оба молча смотрели на меня. Наверно, я почувствовала их взгляды. Вообще-то мне было очень неловко в этом кафе, и я никого особенно не рассматривала.

Я смотрела на них, а они – на меня. Этого быть не могло. Но за столиком сидела Анна Михайловна, мой бывший шеф. И ее сын, Андрей. С ним она приезжала в тот единственный раз, хотела показать ему, как плохо в детском доме и как хорошо тем детям, которые живут с родителями. Андрей, в которого я влюбилась в секунду. Андрей, которого очень долго вспоминала и с которым невольно сравнивала Пашу и Виктора Сергеевича.

– Ну! – крикнула мне буфетчица. – Чё хотела?

– Чаю… – пробормотала я. – Две чашки… с сахаром.

– Так я бегать не могу! У меня две ноги, а не пропеллер! – ответила мне буфетчица и подмигнула грузному рыжему водителю, который сидел рядом, выставив в проход большие светлые ботинки.– Вон, немцы сидят, надо же сначала иностранцев обслужить или как? Люди они или не люди? – Она разговаривала воинственно, синие брови ее гуляли по всему лицу, большой красный рот растягивался и сжимался, жирная помада текла в морщинки у рта – и вниз, и вбок, и вверх, толстый нос был напудрен так сильно, что казался ненастоящим…

– Смотря какие немцы… – ответила я, встряхнула головой, отвернулась от нее и потрогала лоб.

Кажется, у меня опять температура. Зря я даже выбралась так рано… Но я же не могла не пойти на поиски Любы! Ничего, в войну и не такое люди переживали. Главное, не жалеть себя, когда все равно ничего исправить нельзя. Пожалею потом, когда найду Любу, отвезу ее в детский дом, а сама приду и лягу, закроюсь одеялом…

Я остановила себя. Когда я доберусь до Москвы, я зайду в аптеку, выпью таблетку аспирина и мне сразу станет лучше. Тетёрка все болезни советует лечить аспирином. «Вся беда от густой крови! – повторяет она. – Мозги закипают от густой крови! Язва начинается, сознание можно потерять… Р-раз, закупорится где-нибудь у тебя сосуд и – все! Заказывай венки!»

Буфетчица, перемигиваясь с рыжим водителем, который на самом деле оказался немцем, перегоняющим, наверно, фуру из Германии – одну из тех огромных машин, которые я видела у кафе, пододвинула мне две чашки чая и еще положила на блюдце кусок хлеба. Я вопросительно взглянула на нее.

– Чё смотришь? – она взбила рукой иссиня-черные кудри. – Ешь!

Хуже нет, когда все понимают, что у меня нет денег, что я хочу есть, что… Я похолодела… Ведь на куртке у меня сильно надорван рукав, и я его не зашила – заколола только… Я повернулась боком к Анне Михайловне, искоса взглянув на нее. Конечно, она успела увидеть мой рукав…

Я взяла чай и, не оборачиваясь на них, пошла к своему столику. Но там уже сидел какой-то мужчина и ел. Пока я стояла около буфетчицы, кто-то принес ему еду… Я остановилась, не зная, куда мне пойти с моим чаем.

– Руся! – позвала меня Анна Михайловна, встала и сама решительно направилась ко мне. – Привет! Ты не узнала меня? А я сразу тебя…

– Узнала, – ответила я. – Здравствуйте, Анна Михайловна.

Она хотела что-то сказать, но говорить не стала. Крепко взяв меня за руку выше локтя, повела к своему столу.

– А мы вот едем-едем, никак не доедем. Андрюша в Питере учится.

Я взглянула на Андрея. Он изменился… Возмужал… Лицо как-то… похудело, что ли… Совсем короткие волосы… Но ему идет.

– Садись, садись! – Анна Михайловна довольно бесцеремонно подтолкнула меня к столику и пододвинула свободный стул. Она взглянула на чай у меня в руках и подошла к стойке буфета.

– Привет… – Андрей взглянул на меня и улыбнулся.

Черт… К своему ужасу я почувствовала, что разволновалась. У меня даже пересохло во рту. Ерунда какая-то…

Анна Михайловна вернулась, за ней топала буфетчица, неся полную тарелку макарон с куском курицы.

– Мам, я больше не могу, – сказал Андрей совершенно по-детски.

Анна Михайловна шутливо ударила его по лбу.

– Кроме тебя есть еще люди… – Она осмотрела мою куртку, не скрываясь, вздохнула. – Что такое? Откуда, куда ты едешь? С кем? Одна?

– Нет… То есть да…

– Ешь, это тебе.

– Я… не хочу… – Я на самом деле смотрела на курицу и понимала, что в другое время такой прекрасный кусок вареной курицы съела бы за минуту, но сейчас я хотела только теплого чаю и лечь…

Анна Михайловна встревоженно и внимательнее посмотрела на меня.

– Ну-ка… – Она потрогала мой лоб. – Ты здорова?

– М-м-м… в общем – да, – уклончиво ответила я.

– Руся, ну-ка, что такое, рассказывай…

Я взглянула на Андрея. Еще не хватало сейчас рассказывать про больницу, про какую-то ерунду…

– Нет, всё хорошо. Просто мне жарко, и я не голодна. Только что поела.

– Я так и поняла, – покачала головой Анна Михайловна. – Ладно, как знаешь.

Андрей смотрел на меня, не отрываясь, но ничего не говорил.

– Дырку просверлишь!.. – усмехнулась Анна Михайловна.

Сын непонимающе посмотрел на нее.

– На Русе дырку глазами просверлишь! Выражение такое есть… Какие же вы неразвитые…

– Я знаю, мам… – Андрей опустил глаза.

– Да ладно, я же шутя… Руся, ну расскажи, как ты живешь…

Я отпила чаю, мне сразу стало гораздо лучше.

– Я хорошо живу, поступила в педагогическое училище.

– Молодец, – Анна Михайловна снисходительно улыбнулась. Или мне только так показалось? Но она не знает, чего мне это стоило – сдать экзамены в девятом классе так, чтобы поступить на это отделение. – А вот Андрюша мой на военного врача учится…

Анна Михайловна говорила с гордостью, но так, как будто он был маленьким мальчиком, который во что-то решил поиграть. Может быть, мне это казалось из зависти.

– Мам… – Андрей хотел что-то сказать, но осекся.