– Погоди, милая, погоди шкворнем-то! – Улыбка Копчёнки стала ещё шире. – Ты мне лучше сальца поищи да если бы ещё маслица… А я тебя мигом научу, как молодого мужа приманить! Я же вижу, ты оттого несчастная, что тебя твой муж бросил… И ну его к водяному на вилы! Я тебя научу, у тебя через неделю такой молодой раскрасавец на базу будет, что…

– Да пошла ты, холерно мыло, к чертям! – взвилась Качилиха, и над головой ловко пригнувшейся Копчёнки пронеслось полено. Оно угодило в стену сарая, и копавшиеся рядом в навозной куче куры с истерическим кудахтаньем кинулись врассыпную. – Ишь вздумала чего – про мужа молодого мне брехать! Да на чёрта мне молодой, коли я сама старая?! Убирайся с базу, не то ружжо со стены сыму!!!

Копчёнка округлила глаза от притворного страха, взмахнула было рукой… и тут мимо неё словно пронеслось пушечное ядро: во двор ворвалась негодующая Мери.

– Ах ты, проклятая! Ах ты, бессовестная, чтоб тебя пополам растреснуло! – напустилась она на Юльку. – Какая ты гадалка, коли в глаза брехать не стыдишься?! Какой молодой муж? Да её старый уже замучился по родне искать! Уже всех братьев её обегал! Страдает за ней, по дитям скучает! А ты ей голову пустяками морочишь! Где совесть твоя, на какое такое сало поменяла?!

– А ты мне не мешай, дура несчастная!!! – заверещала Копчёнка так пронзительно, что стоящие у калитки цыганки зажмурились, а через забор заглянули повязанные платками головы соседок. – Ишь чего решила – мне гаданье порушить! Сопли подотри сначала, козявка, а потом уж меня учи! Да я тебя, изумрудненькая, сейчас без единого волоса оставлю!!!

Через мгновение двор Качилихи звенел от истошных воплей и проклятий. Мери и Копчёнка, вцепившись друг дружке в косы, катались по земле, вокруг толпились галдящие цыганки и соседки, а взволнованная Качилиха носилась вокруг дерущихся. Наконец ей удалось схватить жёлтый рукав Копчёнки.

– Отойди от неё, проклятая! Отпусти, пока я сама тебе патлы не повыдирала! Девонька, да я тебя зараз отобью, я тебя… Ты мне только про мужа расскажи! Ты мне, жданая, только скажи, верно ли, что он уж по братьям ходит? И что та паскуда отвалилась от него иль он сам её бросил?! Да пошла ты прочь, брехуха, чтоб ты подохла!!! – Она наконец оторвала Копчёнку от лежащей на земле Мери и с силой оттолкнула её в сторону. Юлька с горестным воем повалилась в лужу, к ней кинулись цыганки, а Качилиха, ловко подхватив Мери, увлекла её в хату и с грохотом захлопнула за собой дверь.

Через час Мери вышла со двора с раздутой торбой и пухлым узлом, из которого свешивался рукав старой овчинной шубы. На шее у неё висела связка лука, под мышкой торчала крынка с молоком, а в руке вяло трепыхалась курица со связанными ногами. Хозяйка проводила гадалку до калитки, поминутно вытирая глаза грязным краем фартука. Мери на ходу тихо, убеждённо внушала ей что-то, помахивая рукой в сторону степи. Наконец она улыбнулась, перекрестила Качилиху на прощанье и юркнула за калитку. Всхлипывающая казачка задвинула за гадалкой щеколду, некоторое время стояла молча, глядя в серое небо и чему-то улыбаясь… а потом вдруг глубоко вздохнула – и грянула на весь хутор атаманским басом:

– А лихо ты машешься, княжна! – одобрила Копчёнка, когда цыганки, отойдя от хутора на приличное расстояние, остановились посмотреть на Меришкину добычу. – Я уж думала, сейчас и впрямь меня придушишь!

– Ещё кто кого! – парировала Мери, садясь на траву и развязывая торбу. – Чуть все волосы мне не повыдирала! И вопила в самое ухо! У меня теперь в голове звенит!

– Зато гляди как богаты! – Копчёнка с уважением перебирала содержимое торбы. – Ух ты, и сало! И яички! И крупочка! Ой, дэвла-дэвлушки, как поедим сегодня, как детей накормим! Ну вот… хоть какая от раклюшки польза!

Довольная Ксенька улыбалась, наматывала на палец конец рыжей косы. Мери подмигнула ей.

– Что ж ты, глупая, водки-то не взяла? – горестно сказала Копчёнка, закончив осмотр. – Просила ж я тебя…

– Про это кого другого проси, – сердито ответила Мери. – А я тебе уж говорила…

– Нет, а что ты меня учишь всё?! – внезапно рассвирепела Юлька. – Что ты меня учишь всё?! Не хватало ещё, чтоб…

Мери посмотрела на неё спокойными, ничуть не испуганными глазами – и Копчёнка вдруг умолкла на полуслове, безнадёжно махнула рукой и отвернулась. Мери, взглянув на обеспокоенных цыганок, жестом велела им идти. Те послушались, и через минуту на обочине дороги остались только тяжело молчащая Копчёнка, двое её малышей и Мери.

– Ну и чего ты расселась тут, разбрильянтовая? – низким, странным голосом сказала Юлька. – Иди, скачи за ними… посидеть спокойно не дадут, заразы!

– Кончишь реветь – тогда и пойду.

– Дура!

Мери только вздохнула. Медленно, глядя в сторону, сказала:

– Ты, верно, права, я ничего не понимаю. Но сколько тебе уже можно? У тебя же дети. Надо о них думать…

– А я, по-твоему, о ком думаю? – вяло, даже не огрызнувшись, отозвалась Копчёнка. – Кабы не они, давно бы в петлю влезла. Что «ах»? Нечего тут ахать… Как бы сразу мне хорошо стало, дэвлалэ-э… Нет вот! Живу! На вас, галок драных, гляжу! Из-за этих тараканов живу, чтоб их… – Она покосилась на своих малышей, увлечённо выдирающих друг у друга сухой стебель ковыля. На голове одного сидел толстый рыжий жук. Юлька, прицелившись, ловко щёлкнула его. Усмехнулась:

– Нагадала бы ты и мне, что ли, что муж ко мне вернётся? Или даже сбрехать такое не можешь? Поджилки трясутся?

Мери молчала, ясно осознавая, что Копчёнка права. При одном воспоминании о Мардо её передёрнуло от отвращения, и она понадеялась, что Копчёнка этого не заметит. Впрочем, Юлька всегда всё замечала.

– Меришка… пойми ты, дура… – тихо сказала она. – Поверь мне, знаю, что говорю… Он бы тебя всё равно в Чеку не сдал. Это один брёх был. Он вор, бандит, Митька… но здымарём[49]никогда не был.

– Ты ещё скажи, что Дину нашу не он ссильничал, – не глядя на неё, угрюмо выговорила Мери. Копчёнка молча спрятала лицо в ладони.

Чуть погодя она поднялась, не глядя на Мери, подхватила на руки одного из сыновей и быстро зашагала, почти побежала по дороге. Мери тяжело вздохнула, взяла второго малыша, с трудом перекинула через плечо увесистую торбу и поспешила следом.

Перед самым рассветом Мери проснулась оттого, что сквозь мягкий шелест дождя снаружи пробились странные сдавленные звуки. Оглядевшись вокруг (старики спали), Мери живо, на четвереньках, выбралась наружу. Поодаль темнела телега, не закаченная с вечера под шатёр. Вчера под ней улеглась спать Симка.

Подруга сидела возле тележного колеса, обхватив руками голову, и, качаясь из стороны в сторону, выла, как больная собака. Мери кинулась к ней:

– Симочка, ты что? Что ты?! Тише, тише, люди проснутся… Уже и так скоро бабы повылезут… Ну, что ты плачешь так?!

– Чет-вёр-тый ме-сяц уже… – с трудом, давясь рыданиями, выговорила Симка. – Чет-вё-ё-ёр-тый… Лето це-ло-е-е-е…