— Иди… иди, — торопил он. — Держись края тротуара… Они меня не разглядят за тобой. Не надо дать им заметить, что мы все поняли: сделаем вид, будто разговариваем.

— Я боюсь, — призналась Леонтина.

Лампьё вздрогнул и спрятал руки в карманы. Потом угрюмо заметил:

— Если бы ты не спорила со мной, ничего этого не случилось бы… А! Боже!.. Если они меня не захватят, это будет счастье…

— Выбора нет, — простонала Леонтина.

— Иди же! — проворчал он.

Так они прошли несколько шагов, в мучительном страхе наблюдая за каждым движением переодетых полицейских, и чем ближе они к ним подходили, тем больше теряли надежду обмануть их бдительность.

У Лампьё был ужасный вид: бледный, как смерть, дрожащий, он тщетно старался скрыть отчаянный страх, отражавшийся в его глазах.

— Они меня узнают, — сказала Леонтина. — Сейчас они меня узнают…

Лампьё судорожно вздохнул.

— Внимание! — шепнул он. — Сейчас мы… либо спасены, либо пропали… Если они нас засекут — все кончено!

Они находились в пяти или шести метрах от полицейских агентов, которые делали вид, будто невинно прогуливаются перед открывающимися магазинами. Приказчики отодвигали ставни. Какая-то служанка с пустой бутылкой направлялась к молочнице. Другие несли утренние газеты, хлеб, провизию.

— Тише… тише!.. — процедил Лампьё сквозь зубы.

Сыщики их еще не заметили. Они все трое шли по середине улицы, бросая то направо, то налево внимательные пытливые взгляды.

— О!.. — У Лампьё мелькнула надежда. — Они посторонились от экипажа.

То был ночной извозчик, возвращавшийся домой. По счастливой случайности, полицейским пришлось уступить ему дорогу. Под прикрытием экипажа, Лампьё и Леонтина ускорили шаг. Они быстро удалялись и уже считали себя вне опасности, когда Лампьё, почувствовав, что кто-то дотронулся до его плеча, обернулся.

— Что такое?! Что такое?! — забормотал он.

Леонтина его окликнула.

— И вы тоже, — произнес чей-то голос. — Останьтесь! И без скандалов!

Лампьё дал надеть на себя наручники, не оказав никакого сопротивления. Потом его грубо подтолкнули вперед, и он поплелся, не смея взглянуть на Леонтину, которая шла рядом с ним и тихо плакала.