медленно и осторожно протянула помощница. — Господин уснул поздно, спал долго, потом вы… отменили наказание…

— Свободна, — госпожа раздраженно взмахнула рукой, отправляя служанку на выход. — Приготовь мне «третий» чай — я собираюсь работать всю ночь. Две щепотки на чайник, не больше!

— Да, госпожа. Слушаюсь.

Эло развернулась к лабораторным столам.

Не то, не то. Во время прошлой «вспышки» мальчишка не делал ничего подозрительного, просто спал. Но она докажет! Она чувствует, что она права. Так, же, как интуитивно чувствовала свои эликсиры — чего не хватает, и что улучшить состав. Чувствовала! И это чутье, отшлифованное за столько зим, не подводит ее… Она непременно найдет, но пока нужно заняться тем, что просил Нейер — успокоительный эликсир, чтобы блокировать эмоции Костоакиса… она слишком хорошо знает своего сына — он не передумает, чтобы она не говорила. А если мальчик сорвется у Да-арханов…

Эло прижмурилась, представив последствия.

Нима, не допусти!

У нее есть время, есть возможности и есть ресурсы. И она докажет всем, что она — Эло — Старшая госпожа рода Фу — права. Мальчик — Видящий плетений, лучший из всех, кого родил род Фу за эти зимы, и именно она — та. которая разбудит его силу. И у них будет артефактор, равный временам Исхода, и звезда рода Фу снова засияет на своде южного предела, или она не Элоис Фу.

* * *

— Две щепотки, две щепотки, можно подумать за столько зим мы не выучили, сколько щепоток ночного чая заваривать на чайник, — бормотала помощница, выходя из лаборатории в коридор.

Уж как заваривать все учили за декаду — до первой же ошибки, за которой непременно следовало изощренное наказание госпожи. Кто не вникал сразу в помощницах не задерживался.

— Ты чего такая? Опять лютует? Лучше переждать? — одна из служанок поймала подругу за рукав.

— Если хочешь доложить — лучше подожди, пока чай выпьет, — закатила глаза помощница.

— А что на этот раз?

— Не знаю, — помощница пожала плечами. — Опять всю ночь над столом сидеть будет, раз целый чайник попросила. Злая. И допрашивала, кто следил за комнатой юного господина в ту ночь, когда… ну… — помощница понизила голос до шепота. —… наказали, и не слышала ли я чего. А я не слышала, и ты сама меня утром сменила. А ты ничего не видела и не слышала?

— Я? — Служанка отступила на шаг. — Нет, ничего…что я могла видеть… все как обычно…

— Во-о-от! Я так ей и сказала… а она…– помощница прицокнула языком — вечно госпоже что-то взбредет вголову. — Подать чай, и опять не спать полночи, пока работает, — она зевнула. — Я пошла, а то хватится чая…

— Крылья Нимы в руки, — шепнула служанка уже в спину подруге, и прикусила губу, думая.

Ночь, когда наказали юного господина?

Она так и знала, так и знала, что страсть к деньгам когда-нибудь погубит ее. Не нужно было прятать те рисунки господина! Нужно было сжечь, как и приказывали. Ну и что, что это всего лишь мусор.

Когда мозгоед господин Дейер прошлый раз собрал и выстроил всех слуг в гостинной и начал копаться у всех в головах — она уже мысленно попрощалась с жизнью. Да, она была чиста! И ничего не делала, но это стоило ей седых волосков, видит Нима! Ещё пару проверок и она будет похожа на мозгоедку, а ей всего двадцать зим!

Она устала бояться неизвестно чего. Видит Нима, служи честно — и твоя совесть будет чиста, а сон крепок. Нужно сжечь эти рисунки, а фениксы… за Грань не заберешь. Одно дело, если отругает господин Нейер, но если госпожа решит, что она в чем-то провинилась…

Видимо ее попутали злые духи, иначе как объяснить, что она так сглупила, прихватив пергаменты? Деньги глаза застили!

Сжечь! Немедленно!

— Это мусор, просто мусор, просто мусор, — шептала служанка под нос, пока подхватив юбки торопливо бежала в свою комнату, но не слишком быстро, чтобы не привлечь ненужное внимание.

Достать рисунки из—под циновки и избавиться!

И это мусор, а не рисунки! И ничего она с ними делать не собиралась! А… а просто сжечь не успела вовремя! А сейчас сожжет, как и было приказано ранее, а то, если госпожа, которая может выйти из себя из-за любой мелочи, начнет расспрашивать и ее? Что она скажет?

* * *

— Заперто, — ворчливый и недовольный голос кухарки раздался за спиной так внезапно, что служанка подпрыгнула, прижимая бумаги к груди. — Плетениями закрылись, опять зачем то на кухню подались… то зимы не видать господ на кухне было, то почитай каждый день ходить стали, и утром готовить мешают…– кухарка протяжно зевнула. —…так теперь и вечерами ещё. Ночь уже, а они все сидят, а мне котлы мыть…

Служанка покосилась на проем, покрытый переливающейся пленкой силы, за которой только смутно угадывались кухонные залы, столы и фигуры — не разглядеть ничего. На пахло знакомо «по-утреннему» свежим крепким кофи со специями.

— А ты чего хотела то? Опять послали зачем? А то прибегала тут уже одна за чайником… Или есть захотела? Не боишься бока отъесть? Так и никто за руку в храм не отведет, в проем не пройдешь, — хохотнула дородная кухарка.

— Ничего не хотела, — огрызнулась служанка, но пергаменты, прижатые к груди предательски зашуршали — что ей стоило вытащить их из внутреннего кармана уже на кухне?

— А это что…

— Ничего.

— Как жеж ничего, я же вижу…покажи…

— Ничего! — Служанка ещё сильнее прижала бумаги к груди — любопытство кухарки, всюду сующей свой нос, знали все. — Своим занимайся, а в чужое не лезь!

— Украла чего?

— Да… Да Нима с тобой! Да как ты вообще… мусор это!

— Тогда покажи… — толстые пальцы дернули на себя краешек пергамента.

— Не трогай! Мое!

— Покажи!

— Нет!

— Покажи…

Кухарка дернула слишком сильно и оторвала кусочек:

— Что тут… рисунок…

— Это мусор! — Испуганно прошипела служанка. — Просто мусор из корзины! Госпожа приказывала сжечь, я не успела, дальнюю печь потушили уже, решила тут на кухне горит ещё…

— Сжечь говоришь? — Кухарка недоверчиво прищурилась. — Раз мусор — отдай мне… это же рисунки молодого господина…

— Зачем…

— Отдай по-хорошему. Думаешь не знаю? А то скажу, что ты промышляла и украла!

— Да Нимой клянусь, не крала! Чистая!

— Вот и… от-дай!

Чужие горячие цепкие пальцы дернули так сильно, что служанка от неожиданности выпустила пергаменты из рук.

— Вот так то лучше будет. Тебе сказано мусор и сжечь? Вот я и сожгу… сожгу и дам тебе феникс за них… Зачем тебе мусор? Все знают, что ты на приданое собираешь… Тебе же деньги нужны…

Прежде, чем она успела сообразить, кухарка сунула руку в карман, вытащила золотую монету и всучила ей, и больно подтолкнула в бок. — Бери же, бери…и иди отсюда.

* * *

Золотая монета пахла кухней — луком, специями и жженым маслом. Она сунула её под циновку в тайное место — и предварительно пересчитала сокровища — уже пять монет. Осталось накопить ещё пять и с тем, что всегда на свадьбы слуг выделяет госпожа — она уже завидная невеста. А то, что лицом и фигурой не вышла… так ночами темно — не видно.

Но монета, так легко заработанная, не радовала.

Рисунков было жалко. Хоть бы один остался… с котятами.

Хотя, разве она не выполнила то, что приказала госпожа? Выполнила — от мусора избавилась, а каким способом, госпожа не уточняла…

Она крутилась на жесткой постели, но сон не приходил.

И, хотя теперь никакой вины она за собой не чувствовала — уснуть не получалось. Она уже забыла, что собиралась продать рисунки подороже — она то, выбрала бы надежных покупателей, а эта? Что она будет с ними делать?

И…молодой господин всегда вежлив, ни разу не повысил голос ни на одну из служанок, ни разу не ответил грубо, ни разу не задел. Ни раз и ни два, она замечала, что приказы госпожи выполняются молниеносно — потому что бояться; приказы главы исполняют быстро — потому что уважают; а юный господин не приказывает — и потому им приходится угадывать, что ему нужно и что он любит… и, если скажет что — все стараются угодить… Да и болеет юный господин часто, то и дело в кровати, да целители эти… совсем слабенький стал после учебы этой… и госпожа ещё вон как издевается — хуже, чем над слугами, обучение это…

Служанка так расчувствовалась, что от жалости даже шмыгнула носом.

Заботится надо о мальчике, вот что! А кухарка… за ней она проследит. И проверит, зачем ей рисунки юного