Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дюрер никогда не видео ни одной из этих книг, несмотря на то, что Кортес включил две из них в свою посылку Карлу V. Очевидно, они считались менее ценными, чем оружие, одежда и предметы из золота. Некоторые из величайших гравюр Дюрера были аллегориями - изображениями, в которых используются символы, которые должны быть прочитаны как знаки, поэтому интересно предположить, что бы он сделал с изображениями-символами в этих книгах. Когда он вернулся в Нюрнберг после получения стипендии, ему оставалось жить еще восемь лет. Хотя он избежал чумы, опустошавшей Нюрнберг, вполне вероятно, что во время своего путешествия в Нидерланды он заразился болезнью, которая в конце концов его убила. Если это так, то он заплатил высокую цену за то, что добился благосклонности Карла V и увидел золотое искусство Моктесумы.
Столкновение между Кортесом и Моктесумой, Испанской империей и империей ацтеков, было также столкновением между новым европейским массовым производством книг и книгами ручной работы ацтеков. Массовое производство стало способом обеспечения выживания книг и изображений, альтернативой таким институтам, как музейные или библиотечные хранилища, предназначенные для сохранения уникальных артефактов. (Нюрнбергская карта Теночтитлана, вероятно, сохранилась благодаря массовому производству). Массовое производство вскоре охватило весь мир, породив беспрецедентный поток книг и изображений, процесс, который в последнее время вновь ускорился благодаря нынешней революции в области хранения данных и медиа.
В то же время массовое тиражирование не устранило, а, напротив, повысило ценность оригинала, уникального, незаменимого объекта (включая, как это ни парадоксально, книги массового производства в виде первых изданий и изданий, подписанных автором или известными предыдущими владельцами). По этой же причине мы продолжаем тратить значительные средства на сохранение оригиналов в библиотеках и музеях рукописей, причем не только тех, которые относятся к далекому прошлому. Кажется, что чем проще и распространеннее массовое производство, тем ценнее становятся оригиналы.
Хрупкая, незаменимая природа художественных оригиналов нигде не проявляется так ярко, как в случае с величайшим творением ацтеков - их плавучим городом. И все же, этот город также является примером того, как трудно разрушить что-то полностью, даже в результате постоянного использования. Испанцы и их союзники сделали Теночтитлан непригодным для жизни, но он был восстановлен. Если разрушение иногда сохраняет, то постоянное использование часто разрушает, вот почему так трудно было раскопать сожженный город в центре густонаселенного района.
Но некоторые из городских сооружений Теночтитлана до сих пор существуют в шумном мегаполисе Мехико. В 1970-х годах начались раскопки храмового комплекса недалеко от центральной площади города. Подобно тому, как мы все еще учимся читать ацтекские кодексы, мы все еще находим потерянные следы прошлого. Даже когда кажется, что прошлое ушло, часто что-то остается, и по этим останкам можно увидеть и воссоздать утраченный мир.
В Мехико есть площадь под названием Пласа-де-лас-Трес-Культурас, расположенная на месте битвы между испанскими и ацтекскими солдатами. Три культуры, о которых идет речь, - это ацтеки, испанцы и смешанное мексиканское население в настоящее время. Надпись гласит: "Это [сражение] не было ни победой, ни поражением. Это было болезненное рождение народа метисов, который сегодня является Мексикой".
ГЛАВА 11
.
ПОРТУГАЛЬСКИЙ МОРЯК ПИШЕТ ГЛОБАЛЬНУЮ ЭПОПЕЮ
Когда Луиш де Камоэнс (ок. 1524-80 гг.) отправился из Макао в Индию, ему предстояло неопределенное путешествие через Южно-Китайское море. Родившись во время пьянящего бума португальских исследований, Камоэнс провел большую часть своей жизни, используя силу ветра. Он отважился на мистраль Средиземного моря, который мог нести песок из пустыни Сахара до самой Южной Европы; на пассаты Атлантики, которые доставляли его близко к побережью Бразилии; на коварные поперечные течения у мыса Доброй Надежды; на сезонные муссоны Индийского океана. В свое время он воплотил этот опыт в самом значительном произведении португальской литературы "Лузиады" (что означает "Португалец"), став национальным поэтом страны. Сегодня его заново открывают как свидетеля первой эпохи глобализации, как человека, сформировавшего наше отношение к мировым империям прошлого, а также к нашим современным выходам в просторы космоса.
Камоэнс путешествовал по Южно-Китайскому морю в сезон того, что китайцы называют ta feng, "большой ветер", а португальские моряки переводили это слово как tufão (тайфун). Тайфуны заявляли о себе усилением ветра, штормовыми нагонами и фронтом темных облаков. При появлении этих признаков единственной надеждой было немедленно спустить парус. Если ветер заставал судно под парусами, он мог сломать мачту и оставить корабль без управления, на милость гигантских волн, которые сминают деревянные палубы и корпуса, как будто они сделаны из бумаги.
В этом конкретном плавании Камоэнсу не нужно было беспокоиться о несении вахты, поскольку он путешествовал в качестве заключенного. Начальник обвинил его в растрате денег в Макао, и поскольку в этом отдаленном торговом пункте не было португальского суда, ему пришлось вернуться в Гоа, на западное побережье Индии, чтобы предстать перед судом. Камоэнс ненавидел Гоа, где он видел, что португальцы с их пушками, доспехами и тактикой ведения боя сделали с местным населением. Его обвинитель был хорошо связан, поэтому надежды на то, что он легко отделается, было мало. Камоэнс провел некоторое время в тюрьме еще в Португалии, именно поэтому он начал морскую жизнь два десятилетия назад. Но тюрьма в Гоа наверняка была намного хуже.
Единственным утешением Камоэнса было то, что ему разрешили взять с собой жену-китаянку Динамене. Большую часть своей жизни ему не везло в любви. В молодости, после окончания университета и вступления в придворное общество в качестве воспитателя высокопоставленного аристократа, он влюбился в недоступную для него женщину. Лишь спустя десятилетия и проехав полмира, он обрел настоящую спутницу жизни. Если суд в Гоа все-таки закончится удачно, возможно, он сможет вернуться с Динамэн в Макао, единственное место, где он обрел нечто близкое к счастью.
Несмотря на нестабильное время года, корабль Камоэнса прошел через Южно-Китайское море без серьезных происшествий и теперь, спустя более тысячи миль, оказался вблизи южной оконечности Индокитая, нынешнего Вьетнама. Им оставалась еще тысяча миль до Малакки (современная Индонезия), где они должны были взять провизию и провести ремонт, прежде чем рискнуть отправиться в долгое плавание вокруг южной оконечности Индии и вверх по побережью до Гоа. Но пока Камоэнс мог наслаждаться близостью к суше, любуясь огромной дельтой, где река Меконг впадает в