— Ты уверен, что, — осекаюсь. — По телевизору сказали, лицо обезображено. Как именно проходила процедура опознания? Мне кажется, лишь я могла бы точно определить, Рустам это или нет.

— Это Рустам.

— Олег…

— Я понимаю, тебе больно, однако нужно срывать пластырь сразу. Не хочу тешить тебя глупыми надеждами. Полиция все проверила. Они в курсе того, насколько умен твой муж. Никто бы не повелся на подставное тело.

— Тогда почему… обезображено… я не… верю, — бормочу сбивчиво, потому как меня накрывает истерика и мысли спутываются. — Может, это не он?

— Шрамы совпадают.

— У него было много шрамов, — нервный смешок вырывается из горла. — Некоторые серьезные, а некоторые совсем незаметные. Откуда они знают?

— Все очень хорошо изучили.

— Кто-то намеренно изуродовал Рустама? Его лицо. И… должна быть причина. А если он не бежал? Если его похитили и перевезли в другое место?

— Тело находилось в реке несколько дней, — говорит брат после паузы. — Все случилось естественным путем. Никаких следов борьбы или механического воздействия.

— Он что, просто упал в реку? — истерически смеюсь.

— Вроде того. Пытался покинуть Германию по воде. Вероятно, прятался где-то на корабле или на яхте. Возникла угроза, его могли заметить. Он решил скрыться и не рассчитал собственные силы, не справился с течением.

— Нет, нет, — повторяю будто заведенная. — Рустам не мог умереть.

Отключаю телефон. Отправляю в сумку.

Гад. Сволочь. Как он мог так со мной поступить? Не предупредил, не пояснил, толком не подготовил. Бросил короткую фразу, загадал чертову загадку и пропал.

Дьявол. Я его лично прибью, когда вернется.

А он вернется. Точно. Он всегда возвращается.

* * *

— Мне нужно взять отпуск, — прямо сообщаю Моро о своих планах. — Короткий. Сразу после завершения недели моды.

— Ты нужна мне здесь, — ровно отвечает дизайнер.

— Всего несколько дней…

— Нет, — улыбка не покидает его лицо, настораживающая, обманчиво-мягкая. — Ты нужна мне навсегда. Без выходных.

— По контракту я имею право на отпуск.

— Через месяц работы, верно, — кивает Моро. — Не раньше.

— Но там также отмечено, что у меня два выходных каждую неделю, не считая форс-мажора, который через пару дней завершится, — стараюсь звучать спокойно, однако раздражение внутри нарастает. — Я бы могла взять как раз…

— Нет, — обрывает Моро. — Ты не можешь покинуть Париж.

— Почему?

— Я творю, — заключает невозмутимо. — Моя муза не может просто взять и упорхнуть. Не сейчас, Юленька. Потом у тебя обязательно будет отпуск, но вот ближайшие дни ты точно не сумеешь взять. Отдыхай. Гуляй. Отсыпайся. Но исключительно здесь. В черте города. Страну покидать нельзя.

— Это же… странно, — не представляю, как приличным образом сформулировать все то, что сейчас ощущаю, эмоции бурлят, перекрывают собою абсолютно все остальное.

— Мы подписали контракт, — продолжает улыбаться дизайнер. — Не отвлекаю тебя, готовься на выход. Настает звездный час.

Моро удаляется прежде чем я успеваю возразить.

Что за бред?!

Я должна быть на похоронах супруга. Я не могу не приехать туда. А это явно не затянется на месяц или дольше. Хотя… Рустам же не умер. Значит, и повода переживать нет.

А если…

Нет. Рустам жив. Другие версии не признаю. Мой муж жив. Во всяком случае, до тех пор пока мы лично не встретимся и я его не прибью. Придушу гада за его больные проделки. Реально удавлю.

Я сжимаю и разжимаю кулаки. Не помогает. Странное состояние. Впечатление, будто у меня температура под сорок. А то и выше. Черт, голова ужасно раскалывается. К горлу подступает липкий комок.

Я резко разворачиваюсь, едва успеваю дойти до уборной. Хорошо хоть еще не успела надеть наряд. Меня буквально выворачивает наизнанку.

Вжимаюсь в стенку кабины. Вытираю рот тыльной стороной ладони. Дрожь пробегает под кожей. Холодно. До жути холодно внутри.

Меня колотит. От гнева? От безысходности.

Ладно. Нужно и правда собраться, взять себя в руки, выйти на подиум и улыбаться. Дьявол раздери, я должна улыбаться, даже когда бесы раздирают мою душу на куски. Нельзя уступать. Нельзя сдаваться. Я не имею права быть слабой. Только не теперь.

Но что это за недомогание? Отравление? Стресс?

Я выхожу, тщательно вымываю руки, прополаскиваю рот ледяной водой. Аккуратно поправляю макияж.

Нет времени размышлять. Надо действовать.

Я подумаю обо всем после показа.

Выход на подиум дает мне силы. Странным образом переключаюсь. Забываюсь прямо посреди гудящей толпы. Пристальное внимание. Назойливое. Въедливое, точно кислота. Вспышки фотоаппаратов. Жужжание камер. Туфли до такой степени жесткие, что каждый шаг в них ощущается пыткой, стопу будто заковали в колодки, в ступню вбивают гвозди.

Я прячусь. У всех на виду. Надеваю маску. Красивая. Манящая. Недосягаемая. Я вхожу в тот самый образ, который мне и приписывают.

Должно быть наоборот. Да? Человек формирует впечатление о себе, выбирает манеру поведения, следует ей. Но у меня все происходит иначе. Я подыгрываю общественному мнению. Всем тем статьям в прессе. Постам в социальных сетях.

Я оживляю героиню чужих историй. И она вдруг оказывается неожиданно близка. Трудно объяснить логически. Улавливаю на интуитивном уровня. Я точно нащупываю источник скрытой силы.

Я движусь вперед. Порывисто и уверенно. Держу спину до боли прямо. Заряжаюсь энергией, впитывая эмоции окружающих. Знаю четко: если бы не эта работа, я бы обезумела от того, что происходит вокруг. Рыдала бы. Проклинала судьбу.

Но так у меня есть шанс. Реальный. Осязаемый. Шанс удержаться и дать серьезный бой. Выстоять до конца очередного испытания.

Дьявол. Рустам, я до тебя доберусь!

Когда показ завершается, решаю заново переговорить с Моро. Просто не могу поверить, что дизайнер не отпустит меня на похороны мужа.

— Юля, ты великолепна, — улыбается мужчина, в его глазах столько света и ангельской чистоты, что мне сложно вообразить такого человека тираном. — Совершенство. Идеал. Еще месяц и другие бренды будут драться за возможность предложить контракт. Но ты моя. Только моя.

Он одержим. Нужно это грамотно использовать. Надавить на рычаги, заставить Моро уступить. Но я слишком привыкла действовать открыто. Плохо разбираюсь в интригах. Опыта ничтожно мало. Не успела обучиться у супруга подобным хитростям.

— Мой муж погиб, — говорю я. — Не стала сообщать сразу о таких вещах. Я понимаю, что главное — работа. Мои личные дела подождут. Но тут особый случай. Я должна присутствовать на похоронах. Я не могу не выехать в Мюнхен.