сколь бы радостно его ни приветствовали поначалу, также рассеялось на серию отдельных бунтов из-за отсутствия организованной государственности, крепкой центральной власти и незаменимой для борьбы за свободу национальной идеи и чувства общности. Разобщенность, ревность и зависть постоянно живших склоками племенных лидеров препятствовали этому. Некоторые были продажны.

Персидское правительство в Тегеране, во главе с едва вышедшим из подросткового возраста шахом[392], было слабо и не могло решиться на героический поступок в связи с близкой русской угрозой.

И все же были достигнуты успехи, которые не следует недооценивать, ведь большая часть единственных регулярных войск, возглавляемая шведскими офицерами жандармерии, поддержала освободительную борьбу, так что противник, особенно британцы, опасавшиеся угрозы ядру их империи, то есть Индии, вынужден был направить на защиту своей сферы интересов непропорционально крупные силы[393].

Действительно ясно эффект от деятельности экспедиции стало возможно оценить лишь после войны[394]. События, ведшие к независимости и преобразованиям в государственном устройстве, стали логическим следствием начатой тогда работы. Весьма увлекательно это было показано в похвалах Нидермайера в собственный адрес (в его книге «Перед вратами Индии»)[395].

Сам он после месяцев тщетных усилий вынужден был покинуть Афганистан, не добившись желаемого политического успеха, с огромным трудом пробившись назад через северную Персию до Хамадана, где встретился с турецкими войсками и смог приветствовать германских коллег.

Вассмусс за счет чрезвычайных дипломатических способностей смог и в одиночку подбить на бунт весь юг страны и, несмотря на все препоны, вплоть до окончания войны чинил мировому владычеству британцев огромные трудности.

И вот теперь то, что не удалось сделать нескольким мужественным людям, надеялись достичь с помощью вооруженной германской стороной, лучше оснащенной и снабженной значительными денежными средствами миссии под командованием полковника Боппа[396]. До этого попытались передать немного вооружения персам.

Миссия предприняла целый ряд экспедиций. Однако и здесь не суждено было добиться значительного успеха. Германская сторона по-прежнему витала в иллюзиях.

Когда же при обострении политической обстановки шах отказался от замысла восстания, игра уже была проиграна, еще до того как за нее всерьез взялись.

Персидский народ также еще совершенно не созрел для освободительной войны. Вовлечь его в нее могло бы только развертывание действительно крупных сил.

Но для этого не было никакой возможности. Оставалось лишь распространять в стране слухи – уж не знаю, занимались ли этим еще при жизни фон дер Гольца, о том, что только насилие со стороны русского и английского послов помешало шаху лично возглавить дело освобождения народа, поэтому надо образовать временное правительство во главе с Низам-н-Салтане[397], которое и выражает истинную волю повелителя.

Общее руководство германской миссией и представительство германских интересов осуществлял генерал фон дер Гольц. И эта сама по себе непростая задача была тем тяжелее, что он одновременно был командующим турецкой армией. Турки, однако, с большим недовольством наблюдали за усилением германского влияния на Ближнем Востоке, ведь после их славной былой истории рассматривали как повелителей этого региона именно себя. И только фон дер Гольц благодаря его огромному авторитету со времен возглавляемой им военной миссии[398] смог справиться с такой двойственностью в положении на его посту.

Надежды, возлагаемые на него лично и на прибывшие вместе с ним подкрепления, неожиданно быстро оправдались. Под Ктесифоном[399] произошло столкновение 6-й османской армии с наступавшими на Багдад войсками англо-индийской армии генерала Таунсенда. Обе стороны полагали, что уступают в силах, и прервали бой. Однако турки первыми заметили, что противник отступает, а потому развернулись и начали преследование. Фон дер Гольц сам в битве принять участие не мог. Так что старший их корпусных командиров, Халил-паша, приписал «победу» себе. Последовал, однако, крупный успех, увенчавшийся капитуляцией окруженного в Кут-эль-Амаре Таунсенда (16 апреля 1916 г.)[400].

Фон дер Гольц не дожил до триумфа своей операции. За несколько дней до сдачи противника он умер от сыпного тифа, который подхватил на госпитальном судне.

Это была во всех отношениях невосполнимая утрата, главным образом для немцев, которые теперь навсегда лишились своего главного защитника.

А в Персии неудачи преследовали германские «экспедиции» одна за другой, русские же, нарушив нейтралитет страны, ввели войска, чтобы отправиться на помощь осажденному Таунсенду.

Граф Каниц[401] погиб, покончил с собой или был убит. Это может быть доказательством, что именно он был духовным вдохновителем фантастических планов.

Тесня германские экспедиции, русские подошли к турецкой границе. Слишком поздно, чтобы изменить судьбу Таунсенда. Навстречу им двинулся один из корпусов 6-й армии. Однако они не стали дожидаться начавшегося турецкого наступления и отошли. Но вместо того чтобы теперь вернуть командующего корпусом Али Ризу[402] назад в Кут, его оставили вести преследование глубоко внутрь страны, до Хамадана, где противники затем месяцами стояли друг против друга в бездействии.

Разрыв 6-й армии на две примерно равные по силе и отделенные друг от друга многими дневными переходами группировки с точки зрения стратегии был столь чудовищен, что при этом должны были решающее воздействие оказать лишь политические причины. Ведь буквально все зависело от того, чтобы собрать воедино все силы на Тигре, чтобы иметь возможность справиться с англичанами, а они-то, безусловно, попытаются вырвать у турок окончательную победу. Недооценка противника, да еще такого упорного, как Англия, стала тяжелой ошибкой.

Я не смогу ответить на вопрос, воображал ли себе уже тогда Энвер план общего наступления от Персии до Черного моря, о котором позднее отправил мне донесение. Но явно уже сформировался замысел после «провала» немцев полагать Персию своим доменом, преследуя там чисто турецкие интересы.

Немцев упрекали в том, что они не вступали в бои с русскими за каждую пядь земли в приграничных с Персией гористых районах. Я сомневаюсь, что это вообще было бы возможно против русских с персами, которых едва ли можно рассматривать в качестве полноценных солдат. Как и следовало ожидать, репутации немцев был нанесен серьезный урон, в то время как самоуверенность турок после первых успехов превратилась в невыносимый шовинизм. Еще более подпитывался он германскими офицерами в штабе Халила, нового командующего армией, которые выступили против своих же земляков. Следствием этого стали совершенно нетерпимые отношения между немцами, в рядах которых царила роковая разобщенность[403].

Однако мы все же не собирались отказываться от планов в Персии. По договоренностям с турками и Низамом германской задачей впредь должно было стать дальнейшее формирование на основе жандармерии персидских войск, которые, вплоть до возможности тактического их задействования, находились бы только под германским командованием. Эту тяжелую организационную миссию приняли на себя в