переносицы к щекам, увеличились еще больше, придавая его лицу немного старческий и болезненный вид.

— Надо поговорить.

— Сейчас?

— А когда? Ты целыми днями пропадаешь на миссиях.

Итачи вздохнул, загоняя раздражение куда-то вглубь своего существа, и устало спросил:

— О чем ты хотела поговорить?

— О… о собрании.

Дядя напрягся. Наверняка он уже наговорился об этом с Шисуи. Где бы еще он пропадал полночи? А теперь надоедливая племянница.

— Их нужно остановить, ты понимаешь? — набросилась Сарада громким шепотом.

— Тиш-ше, — прошипел он.

— Я знаю, что ты сказал мне не вмешиваться, — продолжила она уже спокойнее. — Но они совершают ошибку! Я не хочу потерять семью, которую только-только…

— Сарада, — перебил Итачи. — Что ты предлагаешь?

Она поникла.

— Я не знаю.

— То-то и оно. Я помню, что говорил. Если ты не заметила, несмотря на мой запрет для тебя, мы с Шисуи делаем то, что должны — пытаемся прекратить это безумие. Но все без толку, — с мукой в голосе произнес Итачи.

Он замолчал, и Сарада не знала, что ему ответить.

— Мне очень жаль, что ты попала к нам, — вдруг сказал Итачи. — Тебя не должно здесь быть. Ты не должна была видеть низость и падение своего клана. Что бы ни произошло в будущем с Учиха, я подозреваю, почему Саске не стал тебе об этом рассказывать. Если бы ты продолжала жить в неведении — ты бы могла гордиться тем, что ты часть чего-то великого, красивой легенды, ставшей историей. А теперь…

— Но… Да, они ошибаются, но почему низость? Учиха все еще остаются великим кланом, — потерянно бормотала Сарада.

— Разве ты не видишь, Сарада? — с жалостью спросил Итачи, и его шепот стал едва слышен. — Они слабы. Да, многие пробудили шаринган. Но они слишком переоценивают свои силы. Ничтожные, глупые, самоуверенные. Они порочат имя Учиха.

Слова дяди звучали как приговор. Сарада вдруг почувствовала слабость во всем теле. Она устала от всего этого, да и бессонная ночь давала о себе знать.

— И я слаба…

— Ты просто неопытна. У тебя все впереди, потому что ты понимаешь свою слабость и продолжаешь развиваться. А Учиха — деградируют.

Она покачала головой.

— Мы должны… Их нужно остановить.

— Как? — безнадежно спросил Итачи. — Поговорить с ними? Я пытался. Они не умеют слушать.

— Но так ведь не бывает. Должен быть путь. Дедушка… Если убедить его, он ведь…

— Он такой же упрямый, как и все остальные. Он за восстание. И мама тоже, она поддерживает отца во всем.

— Даже бабушка?

— Ложись спать, Сарада. Бессмысленно говорить об этом.

— Мне страшно, дядя.

Он грустно улыбнулся.

— Ты говоришь совсем как Изуми.

Как Изуми…

Да, в то время, как Итачи и Шисуи всеми силами пытались остановить восстание, они с Изуми только и делали, что боялись. Сараде стало вдруг противно от самой себя. Как она ни старалась догнать Итачи — он был все так же далеко.

****

— Ну как там, Шисуи?

Хирузен грыз погасшую трубку.

— Плохо, Сандайме.

Шисуи прикрыл глаза и вздохнул. Перед ним в зале заседаний сидели Хокаге, Данзо и советники Кохару и Хомура.

— Дату восстания назначат на следующем собрании.

— Раз так, — ледяным тоном произнес Данзо, — деревня должна принять ответные меры до того, как Учиха начнут восстание.

— Но Учиха наши товарищи, — возразил Хирузен, заново набивая трубку. — Если можно что-то сделать…

— Поздно, — перебил Данзо. — Сейчас время действовать. И перестань курить, ты — шиноби.

Хокаге сконфуженно отложил трубку. Шисуи наблюдал за Советом и чувствовал, что все, ради чего он сражается, неотвратимо валится в бездну.

Данзо… Я догадываюсь, чего ты хочешь. Ты хочешь уничтожить нас и ищешь повод. Ты ничего не делаешь, чтобы помочь примирению Учиха и Листа. Конфликт тебе только на руку.

Шисуи нервно кусал нижнюю губу, ощущал на языке металлический привкус крови, и чувствовал, как в глазах пробуждается клановое додзюцу, раскрашивая комнату заседаний в оттенки алого.

— Сандайме, прошу вас. Дайте мне шанс.

— Шисуи? — встрепенулся Хирузен. — У тебя есть план?

— Да. Но я хотел бы обсудить его с вами тет-а-тет.

— Глупости, — фыркнула старуха с высокой прической. — Ты говоришь с Советом.

— Хокаге не уполномочен решать такие дела в одиночку, — поддакнул Хомура.

Хирузен покосился на них, и его внимательный взгляд остановился на Данзо. Хокаге кашлянул.

— Так и быть, Шисуи. Я тебя выслушаю.

— Это невозможно, — отрезал Данзо. — Все, что касается восстания Учиха должно быть рассмотрено Советом. Ставки слишком высоки.

— Я все еще Хокаге, — гневно воскликнул Хирузен. — И я отвечаю за безопасность деревни. Не смей учить меня!

Шисуи прикрыл за собой дверь. В кабинете Хокаге было накурено. Хирузен, пользуясь отсутствием Данзо, заправил трубку и с наслаждением раскурил. Затем, сложил печати и активировал барьер вокруг кабинета.

— Благодарю, Сандайме.

Шисуи поклонился.

— Я бы не пошел против Совета, — сказал Хокаге и закусил трубку. — Но случай с малышкой Сарадой меня насторожил. Данзо ведет какую-то свою игру против вашего клана. Мне это не нравится. Учиха — часть деревни Скрытого Листа, и я обязан защитить их так же, как и всех прочих жителей. Какой у тебя план, Шисуи?

Шисуи окинул взглядом кабинет, убеждаясь, что их никто не подслушивает.

— Не переживай. Я установил барьер.

— Я хочу применить свое додзюцу. Котоамацуками.

— Гендзюцу? Но ты уверен, что этого будет достаточно? Учиха распознают гендзюцу.

— Нет, Котоамацуками — это техника Мангеке Шарингана.

— Мангеке? — старик едва не выронил трубку. — Шисуи, ты обладаешь Мангеке Шаринганом?

— Хай.

Хирузен вновь вставил в зубы трубку и задумчиво пробормотал:

— Правильно, что ты решил обсудить это со мной. Данзо… Ему знать ни к чему.

— Котоамацуками позволяет внушить жертве свою волю. Я надеюсь, что смогу убедить клан отказаться от переворота.

— Шисуи… Тебе придется жить с этим.

— Я готов к этому, Сандайме. Сейчас это единственный выход.

— Тогда я даю тебе добро. Этот разговор останется между нами. Можешь быть спокоен.

Глава 20. Цена силы

20

— Прости, я опоздал.

— Привет, Итачи.

Шисуи стоял