Она обратила внимание на одну пару «зеркальных близнецов» – как значилось в документах, Лео Маннхеймера и Даниэля Бролина, разлученную в младенчестве. По многим пунктам оба демонстрировали выдающиеся результаты. Мальчики, как было сказано, происходили из цыганской семьи. Приписка, сделанная «доктором МС», гласила следующее:

Проявляют выдающиеся интеллектуальные и музыкальные способности. Почти вундеркинды. При этом демонстрируют недостаток инициативы, склонность к депрессии и, возможно, психозам. Склонны к звуковым галлюцинациям. Одиночки. Недостаток эмпатии и агрессии выражен в равной степени – за исключением отдельных вспышек гнева, спровоцированных громкими звуками. Демонстрируют исключительные креативные и вербальные способности. Самооценка существенно занижена. Несколько выше у Л., но гораздо ниже предполагаемой. Возможное объяснение – проблемы в отношениях с матерью, не сложившиеся так, как мы на то рассчитывали.

«Как мы на то рассчитывали…» Лисбет тошнило от этих формулировок, равно как и от характеристики в целом. Особенно после того, как она прочитала, что они написали про Камиллу. «Исключительно красива, но малоэмоциональна и проявляет склонность к нарциссизму». Ха! Лисбет представила себе, как Камилла смотрит на психологов своими оленьими глазами. Неудивительно, что у этих «докторов» поехала крыша… Тем не менее в этих бумагах было много ценного, что могло пригодиться Лисбет в дальнейшем. Интересно, что за «ряд печальных обстоятельств» вынудил их «проинформировать родителей Лео при условии строжайшей секретности»… Проинформировать о чем? Это не пояснялось. Неужели об эксперименте?

Обо всем этом Лисбет прочитала, хакнув компьютер Института медицинской генетики в Уппсале, после того как ей удалось найти мостик между веб-сервером и интерсетью Реестра. Эта сложная операция заняла у нее несколько часов. Лисбет понимала, что лишь немногие хакеры способны на такое, тем более учитывая, что времени на подготовительную работу у нее было крайне мало. Поэтому она рассчитывала, что будет достойно вознаграждена за свои труды. Но те, кто составлял эти бумаги, не забывали об осторожности. Имена исполнителей в документах замалчивались. Лисбет так и не удалось найти ничего, кроме инициалов – ХК или МС.

Первым делом она взялась за файлы Даниэля и Лео – и тут же обнаружила, что папки далеко не полны. Значительная часть информации отсутствовала или была заархивирована другим способом. Но и то, что имелось, вызвало у Лисбет большой интерес. Особенно вопросительные знаки напротив имени Лео, написанные карандашом, а потом неаккуратно подтертые.

Даниэль Бролин, очевидно, эмигрировал. Он хотел стать гитаристом. Учился в Музыкальном колледже Беркли в Бостоне на государственную стипендию, но по окончании первого курса следы его затерялись. Очевидно, он сменил имя. Лео окончил Высшую школу бизнеса в Стокгольме. В одной из относительно недавних бумаг Лисбет обнаружила следующую запись:

«Пребывает в кризисе по причине разрыва с женщиной своего круга. Впервые проявляет склонность к агрессии. Насколько это опасно? Или мы имеем дело с новым приступом паракузии?»

Другая бумага, также одна из последних, сообщала о закрытии «Проекта 9». «Тревожные факты в связи с Маннхеймером». Лисбет не понимала, что это значит, и, поскольку сама сидела в тюрьме и не могла связаться с этим Маннхеймером, попросила Микаэля Блумквиста навести о нем справки. Микаэль в последнее время стал совсем безнадежен: разыгрывал из себя заботливого папу и слишком за нее беспокоился. Иногда Лисбет так и подмывало сорвать с него рубашку, завалить на матрас и показать, кто в доме хозяин. Но Блумквист никогда не сдавался так просто. И иногда – как ни горько было Лисбет признать это – ему удавалось разглядеть больше, чем ей.

Именно поэтому она не стала рассказывать Микаэлю во всех подробностях о том, что узнала, – здесь важна непредвзятость, пусть докопается сам. Лисбет собиралась связаться с ним в ближайшее время, а пока сидела на скамейке в парке Флёйтвеген в Валльхольмене. На коленях у нее лежал ноут с подсоединенным к нему мобильником. Лисбет смотрела в сторону высотных зданий, чьи стены переливались самыми невообразимыми оттенками в солнечном свете. Стояла страшная жара, и Саландер исходила потом в своих кожаной куртке и черных джинсах.

В понимании большинства стокгольмцев Валльхольмен – что-то вроде гетто, чьи темные ночи озаряют факелы подожженных автомобилей, а молодежь только тем и развлекается, что грабит одиноких прохожих. Где насильники гуляют на свободе, а мирные жители не смеют рассказывать о своих проблемах полиции. Но то, что сейчас видела перед собой Лисбет, совершенно не соответствовало этой картине. Этот Валльхольмен был воплощенной городской идиллией. На газонах перед многоэтажками сидели женщины в хиджабах с корзинами для пикника. Группа мальчишек на стадионе гоняла мяч. Двое мужчин у ворот парка поливали лужайку из шланга и смеялись, как дети. Лисбет утерла пот и снова погрузилась в работу с глубинной нейронной сетью.

Она знала, что придется нелегко. Фрагменты видео со станции метро «Хорнстюлле» были слишком отрывочными и размытыми. Кроме того, интересовавшую ее фигуру постоянно заслоняли спешившие по перрону пассажиры. А лица молодого человека вообще не было видно из-за солнечных очков и надвинутой на лоб шапки. Парень шел, склонив голову. Лисбет затруднялась даже определить расстояние между его плечами. Все, что у нее было, – нервное движение растопыренными пальцами, дисметрический жест правой руки. Лисбет не знала, насколько он характерен. В конце концов, это могла быть реакция на конкретный внешний раздражитель, аномалия в жестикуляции. При этом движение казалось очень специфическим. Спазматический рывок, который она сейчас пыталась активировать в узлах нейронной сети в сравнении с другим видео – молодого человека, который пробегал мимо нее по дорожке сорок минут назад.

В характеристиках движений наблюдалась определенная корреляция, что, безусловно, обнадеживало. Но этого было недостаточно. Лисбет ждала от бегуна того самого движения, которое проделывал молодой человек в метро. Именно ради этого она так напрягала зрение, вглядываясь в направлении асфальтированной дорожки по ту сторону газона. Но парень был далеко, и Лисбет решила просмотреть мейлы и сообщения.

Микаэль писал, что обнаружил нечто важное, и ей снова захотелось ему перезвонить. Но она боялась отвлечься – понимала, что расслабляться нельзя, поэтому продолжала щурить глаза. Он появился пятнадцать минут спустя. Высокий, хотя и слишком тощий для бегуна. И двигался вполне профессионально, хотя сейчас это занимало Лисбет меньше всего. Ей нужен был один-единственный жест – тот самый, растопыренными пальцами. Лисбет направила на парня мобильник с видеокамерой, и программа тут же выдала результат. Корреляция уменьшилась, хотя, возможно, парень просто устал, пока бежал круг; а может, она всегда была слишком низкой. Лисбет снова засомневалась.

Какой бы дерзкой ни была эта идея, она основывалась на вполне разумных доводах. Молодой человек в шапке был единственным на перроне, кого не получилось идентифицировать. Кроме того, он казался напуганным, во всяком случае осторожничал, и уж очень напоминал парня на беговой дорожке. Если подозрения Лисбет подтвердятся, это объясняет молчание Фарии Кази на допросах. Но и отрицательный результат прольет свет на многое, поэтому сейчас для Лисбет важно собрать как можно больше видеоматериала. Она сунула ноут в сумку, поднялась со скамейки и окликнула парня. Тот оглянулся на нее, прикрываясь ладонью от солнца. Лисбет достала из кармана фляжку с виски, глотнула и, спотыкаясь, пошла на него. Парень не двигался, только тяжело дышал после бега.