позади нас озаренный огнями мужской бал постепенно блекнет, мигает и, наконец, гаснет.

Флагман вернулся к привычному распорядку. Завтра он поведет нас в Бостон для состязаний на скорость.

УЭЛЬСКИЙ УГОЛЬ № 2

— Разве это не возмутительно? Разве это не форменное безобразие? — раздраженно проговорил вахтенный офицер, указывая на грязные столбы дыма, поднимавшиеся над каждой из корабельных труб. — Флот Канала ее величества, с вашего позволения, идет полным ходом, сжигая в топках конский навоз!

Зрелище и вправду было прискорбное. Мы только что снялись с якоря, но нас уже можно было разглядеть за тридцать миль — позади тянулся дымный шлейф, полный несгоревшей пыли, кусочков пустой породы и мусора. Старший лейтенант уныло взглянул на гору шлака, громоздившуюся у коечных сеток, и благословил Уэльс в соответствующих выражениях. Старший механик ограничился меланхолическим замечанием: «Никогда не знаешь, с чем повезет на флоте», натянул самую старую робу и вскоре потерял всякое сходство с добрым христианином. И тут судьба нанесла ему еще один удар, поскольку за миг до того, как его топки достигли красного накала, крейсеру было приказано выбирать якорь вручную, что задержало нас на час, а его драгоценные топки и котлы забились копотью.

«Уэльский номер два» требует особого внимания.

ТРУБОЧИСТЫ В НЕСПОКОЙНОМ МОРЕ

Однако в сравнении с нами «Эррогант» являл собой еще более примечательное зрелище. Он дымил, как химический завод на полной мощности, когда мы вышли из Бантри и направились на юг к Силли[35].

За нами следовал «Блейк» (см. Примечание 6), прекрасный корабль, легко скользивший по зыби, которая уже начинала нам досаждать, но при этом болтавшийся вправо-влево, пока мы не спросили: «Что вы пытаетесь сделать?» Ответ последовал незамедлительно: «Увернуться от вашего дыма». Впрочем, и сам «Блейк» извергал тяжелые клубы своего собственного, и таранные крейсера тоже трудились, не покладая топок, норовя нас ослепить и отравить, а линкоры сместились в подветренную сторону, дымя, как исполинские груды мокрого хвороста.

Раздражение вызывало не столько позорное качество топлива, сколько мысль о том, что в империи, обязанной своим существованием военно-морскому флоту, не нашлось силы, способной обеспечить этот флот достойным углем. На севере страны шла забастовка шахтеров, и пока углекопы и владельцы шахт препирались на суше, корабли ее величества в бурном море мало-помалу превращались в трубочистов.

Задержки, беспорядок, тяжелая дополнительная работа для кочегаров, не говоря уже о механиках, которые и без того загружены до отказа, в мирное время всего лишь неприятны. Но во время войны они могут быть смертельно опасны. 

ЧЕТЫРЕ ЧАСА ПОЛНОГО ХОДА

И, словно всего сказанного выше было недостаточно, волнение, которое на линкорах было отмечено в судовых журналах как «легкое» (да простить им это Господь!), начало расти, и вскоре наш правый винт все чаще и чаще стал выскакивать на воздух. Мы гнали и гнали, истерически вибрируя корпусом по всей длине борта, но море сочло, что именно эти четыре часа полного хода лучше всего подходят для того, чтоб слегка приподнять нас на ладони и полюбоваться, как мы сопротивляемся.

С шести до десяти часов пополудни один из наших винтов большую часть времени провел на воздухе, но старший механик — угольная пыль и масло намертво въелись в его кожу — сообщил, что его служба чувствует себя прекрасно. Впрочем, его можно было бы счесть белокрылым ангелом по сравнению с помощником механика, который работал в котельном отделении вместе с недавно набранными кочегарами-ирландцами.

В машинном отделении крейсера я побывал только раз, но ни за что не спущусь туда снова, пока у меня не появится возможность прихватить с собой тех, кто его проектировал, и запереть там часа на четыре при полном ходе судна.

Отсек этот, мягко говоря, тесен и сильно перегружен. Стальной кожух, который должен был защищать людей от громадного зубчатого маховика на валу, растерял от вибрации свои болты и осел вниз, как щиток на колесо велосипеда. Правда, это велосипедное колесо тоже было сделано из стали и делало сто девяносто оборотов в минуту. И постоянно устраивало фейерверки из раскаленных стальных искр, красивые, но совершенно неуместные. Только общими усилиями кожух удалось оттащить в сторону, а потом свалить вниз, под главный вал, открыв смазчикам путь к упорному подшипнику главного вала, который слегка постукивал.

И при этом работа главной машины не замедлилась ни на один оборот.

ВОЕННО-МОРСКОЙ ИНЖЕНЕР

— Она у нас норовистая штучка, — сказал главный механик. — Спускайтесь, посмотрите.

Я отказался в приличествующих выражениях. Однажды, когда я буду знать больше, я напишу о машинных и котельных отделениях: о манерах и обычаях военно-морских инженеров и их старшин-машинистов. Это поистине поразительная порода тихих, довольно бледных людей, в чьих руках сосредоточена сила и мощь корабля.

— Только представьте, с чем им приходится иметь дело! — как-то сказал мне «двадцать один год» с великолепной правдивостью, свойственной юным. — Их, конечно, тренируют, и всякое такое, но вы представьте, каково это — делать свое дело, когда в загривок тебе сопит восьмидюймовая труба паропровода, за спиной жужжит динамо-машина, а прямо напротив твоего живота вертится вся эта проклятая машинерия! И тут им на голову сваливаемся мы и вопим, что они не дают достаточно оборотов. Будь я проклят, но в машинном отделении работают бесконечно терпеливые люди!

Если вы в этом сомневаетесь — спуститесь по скользким стальным трапам в синеватую, пахнущую медью дымку, окружающую разогнавшиеся до предела механизмы, в тесные пещеры под броневой палубой; протиснитесь мимо засаленных опорных плит и встаньте спиной к длинной переборке, которая отделяет людей от бешено вращающихся сдвоенных паровых двигателей. Стоя под низкими опорными колоннами, дождитесь того момента, когда рев и вибрация проникнут в каждую клеточку вашего тела, пока колени не ослабеют, а в голове не начнется пульсирующий грохот. Почувствуйте, как под ногами поднимается и проседает пол, и беспорядочные рывки винта, выскочившего из водной среды. Попытайтесь при этом верно прочитать показания пляшущих стрелок манометров или расслышать сквозь адский грохот команду с мостика. Проберитесь в котельное отделение — пригибайтесь пониже, иначе обожжете ухо о стенку котла! — и узнайте, что такое разреженный, почти лишенный кислорода воздух. Загляните в ослепительную белизну открытой топки; зайдите в угольный бункер и посмотрите, как подают уголь, поработайте минут пять ломом и «дьяволом» для очистки колосников от шлака, а потом подумайте, каково приходится кочегарам, которые трудятся здесь час