Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Взять себя в руки и заговорить относительно спокойно ему стоило немалых трудов.
— И как же ты предполагаешь «разобраться» со своим счастливым соперником? Главное — за счет кого и чего?! За счет себя — на здоровье, но ты, Ираклий, не сам по себе, ты…
— Заткнись! — спокойно и негромко произнес Шатунов, но таким голосом, что Мохнаткин действительно замолчал. — Как, однако, у тебя очко-то играет. — На лице Ираклия Васильевича мелькнула нехорошая ухмылка. — Интересно, перед кем оно у тебя больше взыгрывает: перед ментами или перед твоим лучшим другом Куражом?!
Николай Генрихович Мохнаткин обмер. В его мозгу вспыхнуло и взорвалось одно-единственное слово: «Знает… Знает, он все знает!..» И, словно отвечая на его мысли, Шатунов продолжил:
— А ты как думал, умник? Конечно, знаю! Давно знаю… Сотрудники твои же и донесли в свое время… Они тоже не котята слепые! И кто и за что твоего рэпера на тот свет отправил — тоже знаю, а ты не верил! — Шатунов снова нехорошо усмехнулся. — Да ты не боись, мне твои доходы от «дури» и на хрен не нужны… Мне теперь вообще ничего не нужно, кроме одного, и ты это, голубчик, сделаешь, а иначе — будь спокоен — вычислю, кого ты больше испугался! Так что зови сюда своего отморозка и соответствующие распоряжения — здесь, при мне! Где он?
— Наверху… — прохрипел Мохнаткин, у которого напрочь пересохло в горле. — Ты… Ты хочешь, чтобы он Строганова… Вслед за Марией?..
— Не смей произносить ее имя своим поганым языком! — злобно рявкнул Шатунов, и, перехватив его ставший внезапно слепым взгляд, Николай Генрихович вдруг понял: Ираклий сошел с ума. По-настоящему… Что, что делать? Как при нем дать знать Игорю, что распоряжение хозяина на этот раз выполнять нельзя ни в коем случае?!
Между тем Шатунов, прекрасно ориентировавшийся в доме Мохнаткина, обожавшего всякие прикольные штучки, дернул завитой золотистый шнур, болтавшийся возле дивана. И почти сразу — так показалось Николаю Генриховичу — вошла горничная.
— Вызывали? — Она доброжелательно посмотрела на хозяина, не предполагая, что этот властный, сказочно богатый человек в данный момент остро, до головокружения завидует ей — собственной прислуге, матери-одиночке с двумя детьми, выполняющей в его доме едва ли не самую тяжелую и грязную работу.
— Игоря позови, — сдавленно произнес Мохнаткин, стараясь не смотреть на поплывшие в сторону стены. Женщина кивнула и вышла, а в комнате повисла тяжелая пауза. Вопрос «Что делать?» повис в голове Николая Генриховича без ответа: он понимал, что любые аргументы для спятившего на покойной Машке, которую Мохнаткин, видимо, совсем не напрасно терпеть не мог с самого начала, не подействуют.
— Думаешь, я сошел с ума, — неожиданно усмехнулся Шатунов, который, видимо, за те дни, что они не виделись, приобрел способность читать чужие мысли. — Ошибаешься… Другое дело, что тебе меня, Мохнаткин, не понять по тем же причинам, по каким человеку никогда не понять Бога: умишка-то маловато, как тут поймешь?..
«Точно спятил!» — с ужасом подумал Николай Генрихович, и немыслимая тоска сжала его сердце. Зато мысли его словно вырвались из плена холодного ужаса, слух отключился от того, о чем бормотал этот припадочный псих. Он лихорадочно думал только об одном: как себя спасти… Конечно, дойди дело до ментов — слава богу, будет видеозапись, свидетельствующая о том, что вынудили его заказать Строганова под давлением. Но есть и другое — много чего… Пожалуй, на половину Уголовного кодекса потянет… И уж если Ходарковского прижать сумели… Что говорить о такой мелкой сошке, как он, Мохнаткин?!
О Кураже он и вовсе старался не думать. И по всему этому выходило одно: пора делать ноги отсюда, причем со скоростью, превосходящей, желательно, световую… Слава тебе господи, хватило у него, Николая Генриховича Мохнаткина, ума учесть и такую, самую крайнюю, возможность!..
Его мысли прервал приход Васильева, что-то дожевывающего на ходу с недовольным видом.
— Вызывали, Николай Генрихович?
Мохнаткин бросил еще один быстрый взгляд на Ираклия и, уловив в его глазах опасно тлеющий огонек, кивнул:
— Да-да, Игорь Симонович, присаживайся… — К этому моменту принятое им решение уже воспринималось Мохнаткиным как единственно возможное, поэтому и сумел заговорить твердо и спокойно, чем немало удивил Ираклия, даже не попытавшегося это скрыть. — Вот что, тут такое дело: обстоятельства наши несколько поменялись… Строганова придется убрать…
— И делать это нужно срочно! — вмешался Ираклий. — Разумеется, срочность — за отдельную плату…
Николай Генрихович, внимательно наблюдавший за Васильевым, уловил на его лице мелькнувшую и тут же исчезнувшую тень, но так и не понял, что это было: удивление? растерянность? может быть, страх?.. Нет, последнее — вряд ли…
— Риск — тоже за отдельную? — после небольшой паузы поинтересовался Васильев сквозь зубы и, сощурившись, перевел взгляд с хозяина на Шатунова.
— Мне все равно! Сколько?.. — И без того тонкие губы Шатунова превратились в еле заметную бледную линию, абсолютно прямую.
Некоторое время Игорь с каким-то новым интересом разглядывал Ираклия Васильевича: за все эти годы старший партнер его хозяина не только не отдавал ему никаких, а не только подобных распоряжений лично, но и здоровался-то с ним через раз…
— Пятьдесят тысяч, — спокойно произнес Васильев, не спуская глаз с Шатунова. И все трое мужчин замерли — каждый по своим причинам. В душе Мохнаткина мелькнула робкая надежда: сейчас Ираклий откажется, пятьдесят тысяч баксов для него сумма совсем не маленькая. И что стоило Игорю запросить сто?!
— Что так густо? — безразличным тоном поинтересовался Шатунов, глядя на Васильева в упор. Но того взгляд Ираклия ничуть не смутил.
— Я уже ответил — за риск: дважды фактически подряд на дело не ходил никогда, люди между собой связаны, следствие идет. Времени на подготовку нет.
— Ясно… Значит, пятьдесят!
— Тридцать вперед.
— Сейчас поедешь со мной. — Шатунов с заметным усилием поднялся с дивана. — Там и получишь свой аванс… Какая тебе подготовка еще сдалась, на хрен? Гаденыш сегодня репетирует в своем гадюшнике, подъедет туда без четверти семь. Выйдет без чего-нибудь полночь… Выбирай, что тебе больше нравится!
— Мне нравится в одну смену с дьяволом! — криво ухмыльнулся Васильев.
— Значит, времени, чтобы изучить местность, у тебя навалом… Поехали! Оружие, надеюсь, есть?.. Если нет — дам.
— Благодарствую, предпочитаю со своим самоваром…
— Мобильный оставишь здесь! — обнаружив, что Васильев шагнул к двери комнаты, жестко бросил ему в спину Шатунов.
Больше всего в этой сцене Николая Генриховича Мохнаткина потрясло то, что его — его! — начальник охраны не только согласился выполнить сумасшедший заказ, но и во время разговора с этим психом Ираклием, и уходя из гостиной за своим «самоваром» ни разу даже не взглянул в сторону хозяина!