терминов. Но в конце четко написано, что вероятность отцовства 99, 75 %. А внизу дрожащей рукой тети Зои выведено: Владик — сын Григория.

Бумаги выпадают из моих рук. У меня нет сил, только слезы. Я реву белугой от отчаянья, сколько лжи в нашей семье, сколько грязи. Мне даже страшно. Кирилл мечется по кухне, ищет воду. Наконец, находит. Пытается меня напоить, но стакан стучит о мои зубы, руки трясутся, а вода расплескивается вокруг.

Я успокоилась только через полчаса. Но когда в дверь входит мама, мне вновь стало плохо.

— Девочка моя, кто тебя обидел? — мама смотрит испуганно, а я протягиваю ей белые листы, которые жгут мои руки.

Сначала мама ничего не может понять, и только последняя страница заставляет ее побледнеть.

— Кирилл, можно вас попросить выйти? — мама прижимает белые листы к груди и смотрит на Кирилла.

— Да, да, конечно, — кивает тот и идет к двери, потом оглядывается, — Света, если что… крикните меня…

Он уходит, захлопывая дверь, словно отрезает нас от мира сегодня, и разверзается пропасть прошлого.

— Прости, не хотела ворошить прошлое, — тихо говорит мать. — Набедокурила я. Оторви и выбрось мы с Тамаркой были. Я еще в техникуме была любовницей у одного чиновника, а когда захотела стать его женой, он мне на двери указал. Говорил, что нищебродов много. Распределение мне сделал обратно в мой город, от себя подальше. А сам на женился на девушке из состоятельной семьи. Вот я и поняла, что деньги к деньгам, а мне надо поискать парня своего уровня. Вернулась. А тут все плохо. Мужики спиваются, замуж особенно выходить не за кого.

— А зачем тебе тети Зои парень то понадобился?

— Молодость, глупость. Просто так, захотелось самой себе доказать, что любого поманю, и он побежит.

— А о чувствах сестры подумала?

— Да не до того было. Привыкла к сытой, хорошей жизни. А здесь что? Это сейчас все расстроилось, завод работает, бизнес. А тогда: серость, рекет, по ночам страшно ходить. И мы бесшабашные, городские девчонки. Хотелось зажигать, вот и отожгла. А Гришка был как бычок, куда его повели, туда и пошёл. Беззлобный, так-то парень хороший, но не перспективный. Зачем отбила, а сама не знаю. Переспала с ним. Да и бросила.

— А дальше что?

— А дальше через две недели Валерка с армии вернулся. Красивый, бравый, косая сажень в плечах парень, его сразу на завод пригласили, должность дали, вот я и погналась за ним.

— Так у него же Даша была?

— Так я посчитала, что Даша пододвинется, Гришку то я сумела отбить. А Валерка Дашку любил, на меня не смотрел. Вот тогда я его как-то домой зазвала, напоила и в постель пьяного уложила, а сама рядом пристроилась. Знала, что сестра с Дашкой из кино сразу домой придут. Дашка то нас увидела. В рев. Свадьба разладилась.

— Ты поступила подло.

— Да, подло, сама знаю. Сейчас это понимаю, а тогда не понимала, думала, что все средства хороши.

— Тетя Зоя всю дорогу повторяла, что на чужом несчастье свое счастье не построишь.

— Она лучше всех это знала.

— Так она за Гришу замуж вышла?

— Да, когда ей исполнилось восемнадцать. И они с Гришей уехали жить в Апатиты, там у него была родня. Только вот жить им там не давали. Вся семья пьянчуги конченные. Гришка быстро покатился по наклонной, и как-то под новый год пьяным замерз, не дойдя до дома ста метров. Зойка вернулась домой. Больше замуж не выходила, и мы с ней не общались почти двадцать лет.

— Как она догадалась, что Влад — это сын Гриши, — задаю этот вопрос, но уже знаю ответ.

— Дак он просто копия Гришки, когда восемнадцать ему исполнилось, так она и поняла, кто его отец. Зачем только деньги на всякие тесты тратила?

— А папа так ничего и не знал?

— Может и знал, но молчал, сама знаешь, из него и слова не вытянешь. Прости меня, дочь, — мама смотрит, ожидая моего сочувствия, а я не могу, не могу ее простить, даже обнять не могу.

— Мне надо это все переварить, — тихо говорю и выхожу на улицу, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Скоро осень. Воздух кристально прозрачен и свеж. Листва уже чуть тронута первым заморозком, но еще зеленая.

Сзади подходит Кирилл и обнимает меня. Так мы и стоим у забора в палисаднике до прихода нотариуса.

Через некоторое время появляется нотариус, мы собираемся все вместе вокруг стола. По завещанию все движимое и недвижимое, а также счет в банке отходит Владу. Что и следовало ожидать. Она любила в нем образ своего любимого Гришеньки. А Влад даже не соизволил приехать на ее похороны.

Расходимся мы каждый в свою сторону. Папа идет к друзьям, мама в свою старую квартиру, а мы с Кириллом в гостиницу. Вот и все. Нас больше ничего не объединяет, была семья, и нет семьи.

Вдруг я останавливаюсь. И бегу назад, догоняя отца.

— Папа, стой, — он останавливается, поворачивается ко мне и улыбается.

— Папа, скажи, а ты знал? — я боюсь произнести то, что так и вертится на языке, словно боюсь этим сделать папе больно.

— Света, зачем ворошить прошлое, пусть оно останется в прошлом, — спокойно отвечает мне отец, в его голубых глазах отражение безоблачного неба.

— Папа, ты как с этим жил? — но он снова улыбается.

— Так и жил…

Он разворачивается и уходит с высоко поднятой головой. И я понимаю, что он сумел все отбросить и начать жить с начала. Жить с Ириной и своим родным сыном.

Не успеваем мы добраться до гостиницы, как на главной улице нас настигает моя несостоявшаяся свекровь. Мне кажется, что я погружаюсь по уши в дерьме своего прошлого.

— Светочка, добрый день, приношу тебе свои соболезнования, Зоя была прекрасным человеком, так тебя всегда поддерживала, — лебезит мама Мишки. — Светочка, у меня к тебе просьба…

— Какая? — удивляюсь я, какая может быть просьба у моей несостоявшейся свекрови.

— Тебя очень хотел видеть Николай, — чего это моему несостоявшемуся свекру вдруг в голову ударило, удивляюсь я.

— Зачем? — прямо интрига какая-то.

— Прости, Светочка, что все так вышло пять лет назад, кто бы знал, — опять заюлила моя свекровь. — Он очень просил тебя зайти в гости.

Мне не хочется встречаться с этой семейкой, но вдруг пришло в голову, что надо покончить со всем своим прошлым раз и навсегда. И я соглашаюсь.

Прошу Кирилла подождать меня в гостинице и иду навстречу своему прошлому.

Уже на подходе к коттеджу меня начинает бить мелкая дрожь, не хочу