Воеводе, вновь, пришлось усмирять крикунов. Уставший Шателен был вынужден поддержать старого приятеля, хотя ему самому — также не нравились принципы дележа добычи.

У нормальных людей — все по честному делиться. Каждый воин выделяет третью часть награбленного — своему государю, другую треть — капитану. Капитаны в свою очередь отдают третью часть своей добычи — государю. Все честно и понятно.

Тут же все не так. Вся добыча принадлежит государю, нельзя утаить даже мелкой монеты. За такой проступок, виновного ждет только одно наказание — смерть. А уж потом, государь одаривает своих воинов. Большей глупости баннерет не встречал, но свое мнение рыцарь держал при себе.

Немцы высказывали несогласие новыми для них порядками, забыв, что они уже не свободные наемные воины, а княжьи холопы. Лука без церемоний втолковал им эту разницу, а что бы лучше дошло — приказал парочку упрямцев повесить, что и было сноровисто исполнено теми же татарами. В назидание другим, горлопанов повесили на суку дерева, у подножья которого стояла большая палатка людей Шателена. Трупы, раскачиваясь на ветру, у самого входа в палатку, должны были служить напоминанием слугам бароннета, кто тут прав, а кто виноват.

Методы Луки носили международный характер, потому все недовольные дележом добычи быстро смекнули, что лучше молчать, будучи живыми, чем красноречиво молчать, болтаясь на пеньковом галстуке. Аргумент воевода привел железный.

К утру опись всего имущества была составлена. Лука надеялся, что князь останется довольным. Воевода специально отложил в сторону несколько комплектов доспехов и наиболее ценные образцы вооружения. У его князя была мания собирать образцы збруи[38]. Еще князь собирал перстни, цепи, брошки, и другие безделушки. Этого добра у наемников нашлось не мало, по дороге сюда, наемники Мешена занимались грабежами, у каждого мечника колец и перстней набралось по не одному десятку. Все больше медных, да железных, но серебра и золото тоже хватало. Напялили на персты по два, а то и по три кольца. Железные, бронзовые и медные кольца, Лука отбросил в сторону, а вот серебро и золото, аккуратно сложил в сундук, кстати, сам по себе, сундук стоил не малых денег — гривны на две, а то и на две с полтиной тянул. Всякими цацками и слитками серебра, монетой разной наполнялся вместительный сундук, а у воеводы сердце радовалось. Среди этого богатства была и его доля, и не малая.

Сухорукий уплатил наемникам аванс, пропитый ими сразу же при получении серебра на руки. По дороге на Русь никто за припасы не платил. Где это видано, чтобы до зубов вооруженные наемники платили?

При случае, они грабили купцов и легковерных владельцев замков. Крестьян не грабили — просто брали у них, все что нужно.

По осени, Сухорукий заплатил наемникам во второй раз, однако, в глухом лесу тратить серебро негде, блядей и тех, от скуки, наемники заставили обслуживать их безвозмездно. Те, в отместку, задрали цены для слуг почти в трое. В конечном итоге, все серебро перемещалось только внутри лагеря. Теперь оно вся до последней монеты лежало перед воеводой.

Серебро серебром, но тканям воевода больше радовался. Нашлась то самое сукно, которое пронский боярин отобрал у княжеских торговцев. Ткани выдали наемникам на ремонт: бумазеи пятьсот локтей на обшивку жаков, и двести локтей на их подкладку. Подкладка для жака требовалась и снаружи и, изнутри. На это дело уходило по восемь и четыре локтя, соответственно. Часть ткани арбалетчики и лучники уже использовали по назначению, но половина сукна еще осталось не тронутой, разве, что разрезали ее на куски.

Лука Фомич тяжело вздохнул, всю ткань не вернуть — это уже ясно. Даст, бог, и с разрешения князя, воевода надеялся возместить убытки за счет грабежа стольного пронского града. Лука Фомич собирался выступать из лагеря, как только будет готов обоз, но судьба сыграла с воеводой злую шутку. Кошка превратилась в мышку, или иными словами, сторожа сообщила, что сюда идут татары. Много. Сотни две, не меньше.

Дело кислое. Булат настаивает бросить все и бежать. Шателен отмалчивался, рыцаря тоже пригласили на совещание, но опыт Жоржа тут без надобности.

Рыцарь хорошо знал силу лучников, но у них там, в немцах, лучники сражались пешими, за крепкими кольями и победа в сражении зависела от количества лучников. Чем их больше, тем больше шансов на победу. Но один татарский лучник стоил сотни немецких стрелков. Шателен уже успел в этом убедиться.

Баннерет предпочел бы сделать ноги, но уйти незаметно из лагеря не представлялось возможным. Бежать от сильного врага — в том нет бесчестья. Эту истину знает любой благородный человек. Жорж на месте воеводы, бросил бы обоз и бежал бы в ближайший укрепленный замок. Если враг так силен, то бегство — лучший вариант. Сидеть в осаде, в лагере наемников — страшно. Воюют в этой Руси не по правилам. Пленникам рубят головы. Это не правильно. Тут все не так и воины воеводы внушали рыцарю ужас. Давным давно, Шателен видел воинов с далекой Татарии, бились они не жалея себя, и там где рыцари толпами сдавались в плен, эти витязи сражались до последнего, и бывало — побеждали. В одной битве, войско французов бросилось наутек, и только сын татарского герцога бился храбро, англичане обошли стороной смельчаков, предложив им беспрепятственный уход с поля боя. Именно тогда Шателен познакомился с Лукой. Молодой рыцарь прибился к диким татарам и потому выжил.

Воевода принял решение остаться в лагере. Атаковать укрепленный лагерь татарам не с руки, разве что попытаются закидать лагерь горящими стрелами. Это худо. Нужно ударить первыми, и так ударить, чтобы татары пошли на переговоры. Заплатить им, и они уйдут восвояси. Сразу платить — глупо, они еще больше запросят и все равно нападут. Сначала надо им надрать задницу, что бы мозги у их князя заработали. Сторожа сообщила воеводе, что пожаловал сам Усейн, сын Сарая.

Мозаика сложилась. Воеводе все стало понятно. Встреча татарского князя в царской ставке, мобилизация воинов в орде, измена пронских князей. Дьяк говорил, что татары должны подойти. Двести отборных воинов Усейна могут такого натворить, да и факт их присутствия в войске пронских княжат — говорит сам за себя. Старина вернулась, отныне вновь, царь ярлыки на столы княжеские жалует.

ДОНСКОЙ ПОХОД.

Каждый прожитый день приближал князя, к моменту, когда нужно будет покинуть свою усадьбу, ставшую уже родным домом. Тревожное чувство не покидало князя, время такое, что нельзя быть ни в чем уверенным. На Руси замятня великая, никому нельзя доверять. Разве мог Андрей предположить, что обычная поездка в стольный град обернется кровавой междуусобицей, где не последнюю роль играли ордынцы и немцы-наемники?

Пронские князья, будучи в «немцах», сорвали куш, позволивший им нанять наемников для свержения власти законного правителя резанского княжества. Более того, они почти умудрились получить ярлык царский на великое княжение. Невольно Андрей оказался втянутым в события стремительно развернувшиеся на Резани.