— Я знаю тебя, господин, — постарался успокоить разбушевавшегося гостя хозяин. — Я хорошо помню, как ты по утрам гнал уток на пруд, а вечером пригонял обратно, если позволишь сказать тебе…

— Вот, видите! — обрадовался Сененмут и в душевном порыве схватил старика за ухо. — Он может подтвердить, что я родом отсюда! Скажи им, разве я плохой человек? Скажи!

Хозяин вытанцовывал на цыпочках, чтобы ослабить боль от хватки Сененмута, но жаловаться не отважился. С искаженным страдальческой гримасой лицом старик промямлил:

— По всему царству, господин, известна твоя доброта, столь же великая, как твои деяния. Мне ли, бедному кабатчику, восхвалять добрые дела, которые ты совершил!

Сененмут, довольный ответом, отпустил несчастного и, обращаясь ко всем и каждому, стал кружиться и горланить с воздетыми руками:

— Мне докладывают о времени восхождения Сириуса и разлива Нила, мне докладывают о каждой капле дождя, падающей с неба, а если я прикажу, то и горы воздвигнут, и выроют моря в пустыне!

Народу понравился пьяный танец управителя дома царицы, они захлопали в ладоши, призывая его кружиться еще быстрее, и Сененмут, неуклюже притопывая, орал во все горло:

— Доброта моя велика, как океан, и каждый это знает! Всем вина!

— Да, да, вина всем! — раздалось со всех сторон.

Гуляки повскакивали, сгрудились у кувшинов с пустыми чашами, а потом принялись кутить и восхвалять доброту советника и управителя дома царицы, пока один за другим не свалились с ног.

Подобно ленивым нильским крокодилам валялись они в пыли, голосили скабрезные песни и задирали проходивших мимо женщин, требуя выпить с ними. Двум посланникам из дворцовой стражи с трудом удалось пробиться к набравшемуся Сененмуту, да и то лишь после того, как они с помощью копий растолкали пьяниц.

— Что, Величайший из великих не может в покое выпить вина? — проворчал Сененмут, разглядев перед собой стражников.

Те склонились в низком поклоне, и один из них робко осмелился передать печальную весть:

— Господин, юный фараон Тутмос исчез. — И добавил: — И Амсет вместе с ним!

— Амсет… — повторил управитель, остекленевшим взглядом уставившись перед собой, словно пытался что-то вспомнить. — Амсет?..

— Да, господин, — терпеливо подтвердил посланец, с сочувствием взирая, как Сененмут тщится прямо держаться на ногах. — Тутмос и Амсет исчезли. На пристани недостает одной ладьи. Мы опасаемся худшего.

— Амсет? — Сененмут повторял и повторял одно только слово, и постепенно в его затуманенном мозгу наступило просветление. Он вдруг осознал, что с его сыном случилось что-то ужасное.

Стражники подхватили Величайшего из великих под руки и повели прочь. А Сененмут все твердил и твердил:

— Амсет, Амсет, Амсет…

Писцы делали зарубки на мачтах кораблей, тщательно отмечая каждый день, и после тридцати начинали новый круг. Так насекли уже семь кругов. Они покидали Фивы во время Половодья, а теперь в Египте стояло время Восходов. Где же, о Великая Эннеада богов, лежит эта сказочная страна Пунт? Старые хроники сообщали: там, где Леопардовая река становится шире и плавно несет свои воды в восточный океан. Но с тех пор как они после волока добрались до внутреннего моря и неделю за неделей шли под парусами на юг, ни единого устья реки так и не открылось — повсюду были лишь пески пустыни и скальные породы.

Дойдя до морского пролива, к тому месту, где сходятся два континента, египтяне понадеялись, что достигли своей цели, ибо по левому берегу потянулись высокие горы, а по правому простерлись унылые равнины, — однако за проливом оказалось новое море, и суша снова скрылась из виду. Птаххотеп выразил сомнение, не помрачило ли солнце за двести с лишним дней их разум подобно тому, как происходит с быком, дуреющим от воды во время водопоя? Однако царица полностью доверяла Нехси, нубийцу, поскольку все его сведения, почерпнутые из хроник предков, до сих пор были верны. Еще пять дней и четыре ночи, сообщил он, Шу будет надувать паруса, а затем впереди покажется мыс, вдающийся в море. Это и будет овеянная легендами страна Пунт.

Вот и четвертая ночь миновала. Египтяне столпились на палубе, устремив взоры к западу, откуда Ра посылает свои лучи, уходя на покой. И тут впередсмотрящий с верхушки мачты заорал во всю глотку:

— Земля! Земля!

Все взгляды последовали за указующей рукой. Зеленая и плоская, как лист лотоса, на океанских водах лежала земля, и сердца мореплавателей наполнились радостью и ликованием.

Хатшепсут надела короткий схенти фараона, синюю корону с червонным уреем и золотые сандалии с именами племен девяти луков на подошвах и повелела приготовить дары и оружие. Но когда флотилия приблизилась к устью большой реки, когда показались финиковые и масличные пальмы высотой до небес, а под ними хижины на сваях, похожие на пчелиные ульи, когда на берегу завизжали мартышки и закричали павианы, а низкорослые краснокожие люди приветливо замахали руками, египтяне опустили оружие и взялись за ожерелья и золотые браслеты, секиры с резными рукоятями и кинжалы, усеянные блестящими камушками. И все восторгались открывшейся их взорам землей.

— Вот она, — провозгласил Нехси, — земля Хатхор, владычицы страны Пунт! Тебе она, фараон, с пожеланиями жизни, удачи и процветания! — Нубиец широким жестом положил страну благовоний Мааткаре к ногам.

Когда они приставали к берегу Леопардовой реки, глаза Хатшепсут сияли, как у маленькой девочки, увидевшей волшебную страну. Когда Хатшепсут еще носила локон юности, Сат-Ра, кормилица, часто рассказывала ей о сказочных землях, где растут невиданные деревья с диковинными плодами, о зверях с шеями высотой с колонну, о серебристых рыбах, летающих подобно птицам, о людях, которые и в старости остаются детьми.

Коротышки безбоязненно выбегали из своих хижин на высоченных ногах, не испытывая ни страха, ни неприязни к большим людям, прибывшим с севера. И пока мореходы спускали паруса и вспенивали мелкие воды, подходя к берегу, Нехси выпрыгнул за борт и пошел вброд, подняв руку в знак приветствия. За ним последовал Птаххотеп со своими воинами и только после них Хатшепсут.

Краснокожие карлики приняли их на берегу с распростертыми объятиями. Они возбужденно болтали и дико жестикулировали, взяв пришельцев в кольцо. Внезапно кольцо разомкнулось, и вперед выступил царь Пареху со своей толстой супругой Ати. Это было незабываемо! Пареху носил остроконечную бородку, а росточком был не больше четырех локтей — любой ребенок в Египте был выше. Жена его Ати, с круглой, гордо посаженной головкой, была еще меньше, а в ширину казалась больше, чем в высоту. На лице ее светились веселые глазки, подобные двум драгоценным камням. И поскольку передвигаться далеко при ее весе и габаритах было затруднительно — золотые браслеты на лодыжках женщины добавляли веса, — она вела за собой маленького ослика, а слуга нес вослед небольшую скамеечку — на случай, если царица вздумает взобраться на серую животину.