– Я вас понимаю, – глухо обронил Поджи, – хотя теперь уже все равно. – Взяв со стола фотоснимки, он разорвал их на мелкие кусочки и швырнул в камин на догорающий костер из негативов. – Когда нам выходить?

Щелкнув крышкой брегетов, Риччи по-деловому сообщил:

– Собственно, нам уже пора. Охрана! – громко выкрикнул директор департамента и, когда в комнату вошли два вооруженных карабинера, распорядился: – Займите свое место подле картины, господа! Мы выходим.

В сопровождении двух карабинеров директор департамента изящных искусств министерства культуры Коррадо Риччи вместе с директором галереи Уффици Джиованни Поджи под громкую овацию собравшихся внесли в зал в позолоченной раме шестнадцатого века из орехового дерева «Мону Лизу» и установили ее на заготовленное место между картинами Рафаэля и Тициана.

– А сейчас, господа, – обратился Риччи к журналистам, – можете задавать свои вопросы. Надеюсь удовлетворить их в полной мере.

– Господин Риччи, а в каком состоянии находится картина, все-таки она отсутствовала целых два года! – спросил высокий журналист в черном сюртуке.

– Наши эксперты весьма тщательно осмотрели картину, – повернулся Риччи к Поджи, согласно кивнувшему, – и ими было установлено, что картина находится в великолепном состоянии, хотя что ей, собственно, будет, ведь картина, как нам сообщили полицейские, находилась под матрасом у грабителя целых два года! Он просто не знал, что с ней делать! А потом ведь картина – это не скоропортящийся продукт.

В зале послышался дружный одобрительный смех. Коррадо Риччи умел расположить к себе аудиторию, это была одна из самых сильных сторон его натуры.

– Господин Риччи, как долго «Мона Лиза» пробудет в Италии?

– По договоренности с французским правительством она пробудет в Италии три недели. Потом за ней приедет французская делегация во главе с нынешним директором Лувра, и мы торжественно передадим ее прямо ему в руки. А сейчас шедевром смогут полюбоваться наши граждане. Сначала это будут жители Флоренции. Затем она под усиленной охраной прибудет в Рим, где ее сможет увидеть каждый желающий. Так что у нас не так много времени, господа, чтобы полюбоваться шедевром, созданным гением Леонардо да Винчи, – широко улыбался директор департамента.

– Еще один вопрос, господин Риччи, – поднял руку с карандашом плотный, невысокого роста журналист с широкими усами, концы которых, по последней моде, были закручены кверху.

– Слушаю вас.

– А вы уверены, что это подлинник?

В зале неожиданно установилась гнетущая тишина. Директор департамента увидел десятки глаз, обращенных в его сторону. Рядом, разрывая установившееся молчание, неловко кашлянул в кулак господин Поджи, возвращая к действительности. Коррадо Риччи добродушно улыбнулся и уверенным взглядом осмотрел затаившийся зал, ловивший каждое его движение:

– Хочу вам сказать по секрету, господа, я желаю только одного, чтобы французские эксперты признали картину фальшивкой. Тогда «Мона Лиза» навсегда останется в Италии.

По залу прокатился одобрительный смех.

– У меня вопрос к господину Поджи… Что вы думаете о самой картине?

– Она бесценна, – после минутной паузы произнес директор галереи.

– А теперь, господа, прошу вас! – показал Риччи на картину. – Наслаждайтесь шедевром. Только у меня к вам будет одна убедительная просьба. И прошу понять меня правильно… Ввиду того что желающих посмотреть картину оказалось невероятное количество – многие и многие тысячи людей, каждый из вас может любоваться картиной… не более трех минут.

Уложив блокноты и фотоаппараты в сумки, первыми к «Моне Лизе» прошли журналисты. Картина находилась за деревянным ограждением в половину человеческого роста, подле нее, по обе стороны, будто бы в почетном карауле, замерли карабинеры и пристально посматривали на всякого остановившегося перед картиной, как если бы подозревали в вандализме.

Мимо «Моны Лизы» потянулась нескончаемая очередь, едва ли не каждый норовил остановиться подле картины больше положенного времени, и тогда один из карабинеров торопил:

– Ваше время вышло, проходите дальше.

Директор галереи, стоявший немного в сторонке, хмуро взирал на бесконечную очередь. Казалось, что посмотреть на картину пришли все жители Флоренции. Наверняка даже сам Леонардо да Винчи удивился бы такому вниманию к созданной картине. Художник считал ее одной из лучших своих работ, но вряд ли он думал о том, что «Портрет некоей флорентийской дамы» станет предметом всеобщего поклонения: на декабрьском морозе люди стояли по нескольку часов кряду лишь только затем, чтобы постоять подле нее всего-то минуту-другую.

В очереди стояли молодые и старые, богатые и бедные. Мужчины и женщины. Некоторые из пришедших были настолько древние, что возникала мысль, что они просто сошли с полотен самого Леонардо да Винчи. Казалось, что они были современниками тех скал, что были нарисованы за спиной Моны Лизы. Их щербатые рты расходились в неизменной доброжелательной улыбке, как если бы они вновь повстречали предмет былой страсти. Время разрушает тело, но оставляет в неприкосновенности душу.

Директор галереи видел горящие в восхищении глаза, блаженные улыбки. Магия портрета была невероятной, и это притом, что смотрели всего-то на копию. Трудно даже представить, что случилось бы с поклонниками, если б они взирали на подлинник. Скорее всего, просто попадали бы в обморок!

– Господа, воды! – выкрикнул взволнованный мужской голос. – Даме плохо!

Повернувшись, Джиованни Поджи увидел мужчину, державшего на руках даму лет тридцати. Длинные волосы, распустившись, едва не касались кафеля пола, а шляпа с длинными атласными ленточками лежала в стороне, забытая.

– Что произошло? – подскочил один из вахтеров, держа в руках кружку с водой.

– У нее обморок. Диана такая впечатлительная. Целую ночь не спала, все думала о предстоящей встрече с «Моной Лизой», а как увидела ее… упала в обморок. Хорошо, что хоть я успел ее подхватить, а то бы расшиблась. Вы ей лицо смочите…

Вахтер, не жалея воды, плеснул на побледневшее лицо женщины. Ресницы мелко задрожали, после чего посетительница открыла глаза и глубоко вздохнула:

– Что со мной?

– Милая, ничего страшного. С тобой был обморок, но сейчас все в порядке.

Очередь медленно продвигалась, оставаясь равнодушной к переживаниям молодой женщины. Столь же безучастно взирала на происходящее Джоконда, вот уже который век занятая собственными мыслями.

Лишь охрана, проявив мимолетный интерес к происходящему, вновь принялась всматриваться в лица следовавших мимо людей.

На следующий день желающих увидеть «Мону Лизу» не уменьшилось. А ближе к обеду очередь даже увеличилась, забираясь длинным хвостом в узкие переулки. Третий день повторил в точности два предыдущих, за исключением того, что желающих лицезреть «Мону Лизу» увеличилось троекратно, – даже по завершении рабочего дня никто не уходил с площади, игнорируя уговоры администрации музея, а также угрозы охраны применить силу. Администрация музея всерьез опасалась, что поклонники картины захотят приступом взять музей, в срочном порядке на подкрепление охране была вызвана полиция, тотчас оттеснившая почитателей от дверей. Однако далеко поклонники не ушли, распалив костры прямо на площади, терпеливо принялись дожидаться утра, когда двери музея вновь гостеприимно распахнутся.