Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что, господин домовик, никак нравится вам?
— Красиво, — сказал Переплет, удержав на языке куда более правдивые ответы, от короткого «нет» до искренней надежды до самого гроба не подниматься над землей иначе, как по лестнице, и только с перилами. Мало ли, вдруг так нельзя говорить в воздухе — то есть «наверху», как выражаются ковролетчики.
— Да, красотища, — согласился Согрич. — Мне зимой тоже нравится. А вот доведется случай — летом полетайте, это всем по вкусу. Такой вид сверху — глаз не оторвать.
Переплет поперхнулся и вдруг резко нашел в себе силы сделать еще шаг назад.
— Не хочу мешать вам любоваться, сударь, только вы бы отошли от края подальше, а еще лучше в шатер вернитесь. Мы сейчас крен возьмем. То есть наклонимся слегка.
— 3-зачем?
— А это, видите, уловка такая: ветер будет давить на скреп снизу и сам понесет нас, — ответил Согрич, для наглядности вытянув руку в варежке и слегка наклонив ладонь. — Как под парусом, только парусом будет само судно.
— Правда, что-то холодно тут. Пойду в шатер, — быстро решил Переплет.
«Ничья в борьбе со страхом — не самый плохой результат», — решил он.
Когда скреп наклонился и наклонился ли вообще, домовой так и не понял. Качнуло сильно — это да, было, а потом вроде все по-прежнему осталось, но Варган, корпевший над какими-то бумагами, произнес вполголоса:
— Ага, хорошо идем. Лишь бы не отнесло…
Он явно нервничал: шептал что-то себе под нос, грыз карандаш. Карандаш у него, кстати, был другой, Переплет заметил это, когда отогрелся у очага. И не удержался, спросил:
— А что же вы, господин Варган, своим любимым карандашом не пользуетесь?
Оставалось только вслед за городовым храповским попенять себе: зачем спросил?
— Да вот какая неприятность: потерял я его. Нигде найти не могу, — пожаловался полулюд, безуспешно делая вид, будто его это нисколько не беспокоит.
Домовой перевел взгляд на оптографа. Тот лучше владел собой, но и по его лицу можно было угадать, что обстановка тревожная. А впрочем, гадать-то как раз не приходилось: домовому ли не знать силу примет? Потерял заветную вещь — жди беды…
Полог откинулся, в шатер ввалился Согрич.
— Дай-ка мне ориентировку, — потребовал он, приподняв вязаную маску и утирая платком нижнюю часть лица, намокшую от дыхания.
Варган заглянул в хрустальную сферу, сверился с записями и отчеканил:
— Отметка тридцать два полета четыре, азимут двенадцать, скорость девять узлов. Ветер неровный.
— Уже понял, — вздохнул лесин. — Сносит нас. Через пять минут сориентируй снова.
Он вышел, и немного спустя скреп опять резко качнуло. Переплету показалось, что нутро у него стягивается в тугой узел.
— Что-то не так? — спросил он у Сударого.
Тот пожал плечами:
— Погода портится быстрее, чем ожидалось.
— Неужто прогноз подвел?
— Прогнозы бывают точными только на поверхности земли. К сожалению, я не слишком хорошо разбираюсь в погодной магии…
— Все просто, — пояснил Варган, устав молчать, не иначе. — Земля есть стихия постоянная, воздух — переменчивая. Чем ближе к земле, тем вернее расчеты и наоборот. Вот этот воздушный поток, который нас сейчас сносит, он был предсказан. Вот только он идет на двадцать саженей ниже, чем мы надеялись. Что такое, казалось бы, двадцать саженей? А нам хлопоты.
Переплет промолчал, хотя, попытавшись зримо представить себе двадцать саженей и получив в разыгравшемся воображении образ домового, беспомощно болтающегося в воздухе на высоте, впятеро большей, чем конек крыши, отнюдь не был склонен согласиться с тем, что это ерунда.
— А разве нельзя опуститься пониже на те же двадцать саженей? — спросил Сударый.
— Опуститься-то можно, да только чем ниже, тем сильнее аура земли глушит чары. Хотя, похоже, придется нам низом идти…
Еще раз сверившись с показаниями и расчетами, Варган приоткрыл клапан в стенке шатра и прокричал:
— Азимут тридцать, девять с половиной узлов! Насыщенность растет!
Скреп скользнул вниз. Переплету случалось по молодости кататься на санках со снежной горы — сейчас возникло чувство сродни тому, только сильнее стократ, и домовой понял, что ни на санки, ни на горки он теперь до конца жизни смотреть не сможет.
— Ну вот, как я и говорил, — пояснил Варган. — На снижение пошли…
Клапан приоткрылся снаружи.
— Перемены предвидятся? — спросил Согрич.
— Не раньше, чем через час.
— Тогда иди дежурь.
Варган оделся и вышел, а лесин устало шагнул в шатер и, кучей бросив одежду, присел у очага.
— Все в порядке? — спросил его Сударый.
— Да. Пойдем медленно, но верно.
— Сколько времени займет теперь путь?
— Наверху о таком не говорят, — строго сказал Согрич.
— Поймите, мне нужно проявить снимки в течение ближайших часов.
— Поймите и вы: наверху все нижние дела не имеют значения. Будь вы хоть царь-батюшка, а на скрепе что летун сказал, то и будет.
— Что ж, это разумно, — вздохнул Сударый. — Просто прошу по возможности не медлить. Иначе вся поездка теряет смысл.
— Да не тревожьтесь, зазря не задержим, — усмехнулся лесин. — Мы, летуны, тоже не без понятия. Вы чай пили, нет? Составите компанию?
— С удовольствием.
Согрич поставил чайник, чашки, жбанчик с малиновым вареньем, которое посоветовал особенно:
— Обязательно попробуйте, в Храпове разжился, там сестра у меня, такое варенье делает — пальчики оближете!
— Вроде бы не раз доводилось летать на коврах-самолетах, а никогда не думал, что это — такое сложное дело, — поделился Сударый.
— Так вы, видать, все только летом, — ответил Согрич. — Один ковер — это действительно проще, потому как он легкий и послушный. А скреп — он медлителен и в управлении тяжел, зато устойчив…
Словно в насмешку над его словами, возникло какое-то странное дрожание, ощутимое даже сквозь подушки. Продолжая прихлебывать чай, лесин пересел в «красный уголок» и заглянул в хрустальную сферу. Нахмурился, простер над ней левую руку, прошептал заклинание. Не удовлетворившись результатом, взял чашку в левую руку, а правую простер и снова поколдовал. Невнятно ругнулся — расслышать можно было только прозвище его напарника, — отставил чашку и, вынув из лакированного ларца волшебную палочку, шагнул к задней части шатра.
— Подвиньтесь, пожалуйста, — попросил он Сударого.
Опустившись на колено около правого кормового ковра, он стал, шепча заклинания, касаться палочкой разных завитков узора, отзывавшихся золотистым свечением, которое мерцало, как заметил Непеняй Зазеркальевич, в такт постепенно нараставшей вибрации.