Шрифт:
Интервал:
Закладка:
День клонился к вечеру, но выдался довольно теплым, с ровным мягким ветерком, приносившим незнакомые запахи, смешанные с привычным ароматом полевой кухни. Если бы не пальмы и чужое небо — обычная воинская часть.
Когда Олег вернулся, Горюнов так и лежал носом к стенке, но уже, кажется, не спал. Через минуту он сел и достал из кармана сумки пачку сигарет.
— Только не здесь, — строго воспротивился Ермилов. — Ты можешь хоть в общих чертах посвятить меня в суть нашей завтрашней вылазки? Или так и будешь шифроваться?
— Никаких секретов, — Горюнов зажал сигарету зубами, но не прикуривал. — Поедем к курдам. Туда подскочит наш шотландец. Он и с ними встречается то и дело. Пытается вести переговоры, но они и слышать ничего не хотят, кроме шуршания купюр.
— А мы сможем проехать в Рожаву через Идлиб? — поморщился Ермилов. Он натер ногу и приклеивал пластырь на палец. — Насколько мне известно, там сейчас активные бои. Сирийская армия сражается, наши бомбят.
— Местные уже отбили у боевиков авиабазу «Абу-эд-Духур». По краешку провинции аккуратненько проскочим. Тем более с нами поедет Абдулбари из Мухабарата. Он ситуацией владеет.
Ермилов с блаженством вытянулся на кровати, чувствуя, что все-таки он не так молод, как Горюнов. Тот четыре часа подремал и бодрый. А Олег после тряски в самолете, двух взлетов и двух посадок (когда самолет делал дозаправку, садились еще на юге России) чувствовал, что и ночи для отдыха мало. Да еще вставать чуть свет.
— Послушай, но эти курды настроены проамерикански. Ты похож на араба, твой приятель, как там его, тоже. Они нас не того?..
— Абдулбари, — подсказал Горюнов. — Они сами выглядят как арабы. Не бойся. Бабки берут отовсюду, откуда их можно взять, а поскольку они тесно связаны с РПК, а я, если так можно выразиться, друг семьи, — Горюнов усмехнулся, — общался с самим Карайыланом, проблем не должно возникнуть. Тамошние арабы, живущие на их территории, тоже встали на сторону курдов. Их устраивает положение автономии.
— Особенно в условиях войны, — кивнул Олег.
— И армян, и ассирийцев. Да, в условиях войны все хотят понимать, куда и когда стрелять и за что борются. Причем не только в смысле оплаты за участие в боевых действиях. Ну как тебе база? — Горюнов перескочил на другую тему, явно озабоченный какими-то своими проблемами. У него был отсутствующий вид.
— А ты разве сюда приезжал?
— Несколько раз. В военторг заходил?
— Заглянул. Вот печенье нам с тобой к чаю купил. Там и сигареты есть. Ты же без табака не можешь.
— Ну уж нет! Завтра местные куплю, — Горюнов накинул на плечи куртку. — Ты отсыпайся. Рано поедем. Только вот это не надевай, — Петр ткнул в стопку форменной песочной одежды, лежащей в изножье койки Ермилова. Ее принесли, пока Олег гулял по базе. Рядом громоздились бронежилет и каска, обтянутая тканью под цвет формы.
— В чем же? — Ермилов приподнялся на локте.
— Как есть. В гражданской одежде. Если что, будешь изображать англичанина. У тебя английский на высоте. Никаких документов с собой. Одежда у тебя не российская? Все проверь. Никаких крестиков и лучше без обручального кольца.
— Ну да, чтобы затруднить опознание трупа, — мрачно пошутил Олег. — Ты что, всерьез все это? Плотников предупреждал…
Однако Горюнов уже не слушал, выйдя из модуля под звездное небо. Ночь наполнилась прохладой, стрекотом цикад и ревом взлетающих истребителей.
Вопреки опасениям Ермилова, проводившего тревожным взглядом Горюнова, Петр не собирался сейчас встречаться с Меркуловой. Выкурив пару сигарет, поглядев задумчиво на улетающие самолеты, он вернулся в модуль и открыл «переговорный пункт».
Петр разговаривал по телефону негромко, но Олег не мог уснуть, невольно прислушиваясь. Хрипловатым голосом Петр говорил то по-арабски, то еще на каком-то незнакомом языке. Ермилов сквозь сон догадался, что это курдский — курманджи. Горюнов улаживал детали их завтрашней поездки.
Олег пытался нащупать в себе зачатки страха или волнения от предстоящего мероприятия. Но рядом с Горюновым не испытывал ничего подобного. Он слышал его спокойный голос, смех, покашливание и преисполнялся ощущения, что Петр знает свое дело туго.
* * *
Однако утром его уверенность в Горюнове сильно поколебалась, когда он увидел в потрепанном бежевом джипе на заднем сиденье сонную Меркулову. За рулем сидел араб с мятым, морщинистым лицом. Он дремал с открытыми зеленоватыми глазами.
— Какого лешего? — Олег дернул Горюнова за руку, остановив в нескольких метрах от машины. — Ты в своем уме брать ее с собой?! Во-первых, мы направляемся на встречу с агентом, во-вторых, это не прогулка, а поедем мы по территории, где идут боевые действия…
— А в-третьих, нам нужна женщина, — подхватил Петр. — Знаешь, когда в машине женщина, это резко снижает количество вопросов. Три мужика — повод досмотреть или обстрелять. Когда среди нас женщина — это почти семья. Я выдам ее за свою жену. Абдулбари выправил документы, что она законная, по мусульманским законам, супруга, ей ничего не грозит. К тому же она говорила, что сотрудничает с ФСБ, давно и плодотворно.
— У нее нет допуска… Она тебе просто заморочила голову.
Это сообщение нисколько не смутило Горюнова, из чего Ермилов пришел к неутешительному выводу: Петр все прекрасно понимает, но сделает по-своему, задействовав Меркулову фактически втемную, воспользовавшись ее природным и профессиональным любопытством и тем, что она не робкого десятка.
— Неужели ты не понимаешь, она захочет сфотографировать, снять на камеру, сделать запись на диктофон? Она подставит нас! — буквально застонал Ермилов. — Я сейчас пойду в штаб и доложу в Москву своему руководству о твоем самоуправстве.
— Ты ведь хочешь встретиться с шотландцем? Я предлагаю самый безопасный вариант. Олеся едет с нами добровольно. Мы с ней договорились, она наберется впечатлений, писать будет о чем угодно из увиденного, кроме, — Петр поднял палец, — наших с тобой дел.
— Чушь, вздор! Она не преминет сунуть нос во все. Как отнеслись ее оператор и фотограф к поездке?
— Они не знают. Она от них удрала. Ну что ты хватаешься за голову? Олеся оставила им записку. А я предупредил твоего Сливенко.
— Я считаю это безумием. Не хочу и не могу брать на себя такую ответственность.
— О Господи! Ну я беру эту ответственность. И за тебя, кстати, тоже, — Горюнов закатил глаза. — Да и Меркулова твоя — взрослая девочка. Как я ей запрещу ехать?
— В таких операциях не могут участвовать люди гражданские и непосвященные. Нас с тобой снимут с должности, а то и уволят… А может, и под суд.
— Ну ты паникер! Вот читай, — он нехотя вытащил листок из нагрудного кармана куртки, напоминающей стройотрядовскую штормовку советских времен.
Ермилов прочел расписку Меркуловой в том, что она полностью отдает себе отчет в происходящем.