Весь остров подняли по тревоге. Перри Стрит числился пропавшим вот уже более трех часов. Водный патруль и лодки шерифа прочесывали океан, в лос-анджелесский окружной офис шерифа, где ждала Глория, то и дело поступали радиосигналы – неутешительные. Глория страшилась худшего; помощница шерифа делала все, чтобы ее успокоить. В противоположном конце кабинета Ханна изучала топографическую карту острова. Эмили словно сбросила четыре года и укрылась под маминым крылом.

Весь город уже знал о происшедшем; мальчика искали все. Прохожие заглядывали в окна офиса и видели Глорию, крепко-накрепко прижимающую к себе дочь. К тому времени люди, чего доброго, уже поняли, кто она такая, и теперь Глория страшилась еще и того, что Перри угодит в лапы какого-нибудь психа.

– Не могу я здесь сидеть! – жаловалась она. – Я должна идти искать сына.

Помощница шерифа успокаивающе потрепала ее по плечу.

– Вы сейчас не в том состоянии, чтобы отправиться на поиски, – возразила она. – Вам лучше оставаться здесь и предоставить нам выполнять свою работу.

В устах помощницы шерифа все это звучало очень даже хорошо и убедительно, но Глории на месте не сиделось. Она вскочила и принялась расхаживать туда-сюда. Эмили отошла к Ханне.

И тут в кабинете появился Ричард. Он шагнул к Глории и обнял ее, точно они были старыми друзьями; Глория обняла его в ответ.

– Есть что-нибудь? – осведомился он, обращая свой вопрос к помощнице шерифа.

– Пока нет.

– Возможно, он где-то там, в море, на лодке, – сказала Глория.

– Так давай его поищем, – предложил Ричард.

– Думаю, миссис Стрит лучше остаться, – вмешалась женщина.

Ричард ухватил Глорию за подбородок и заглянул в ее покрасневшие глаза.

– Ты хочешь ждать здесь?

– Нет, я хочу искать Перри.

– Тогда пошли.

Глория обернулась к Ханне, затем, опустившись на колени, обняла Эмили.

– Побудь здесь пока с тетей Ханной, хорошо?

Братья и сестры Небесного Ордена Пиромантического культа «Руах Элоим» завесили свой лагерь по периметру чистой белой тканью поверх плотного брезента, что даже под ветром почти не дрожал. На территории по-прежнему царил хаос: в ярком свете прожекторов ремонтировали заграждения. Мимо, по пути к палаткам и прицепам, возвращались люди, взахлеб рассказывая друг другу о космическом корабле в ангаре, об Элвисе и о пришельцах, которых ну почти разглядели.

По углам огороженного пространства и по обе стороны от кафедры пылали факелы. Вся сцена показалась Теду пугающе древней. Он восседал в первом ряду составленных вместе низких табуреток, по обе стороны от него – Иисус-19 и Эйвери. Негация Фрашкарт вышла вперед и обратилась к своим единоверцам с той самой блаженно-идиотской улыбочкой, с горящими светом веры глазами. Ее подопечные улыбались столь же вяло: все – блондинки или блондины, натуральные или крашеные, лица мертвенно-бледные, невзирая на жизнь на открытом воздухе под солнцем пустыни, взгляды безучастные, а невнятное бормотание напоминало скорее неумолчное одобрительное гудение.

– Вижу, вижу и посейчас, – взывала Негация, простирая руки, словно в попытке обнять всю свою светловолосую паству. – Темный туннель, освещенный тусклыми факелами – нет, не яркими, как те, что зажгли мы, но совсем блеклыми, и мой ныне покойный друг, основатель нашего движения, Эррол Флинн Мак-Мастере, пошатываясь, бредет впереди меня…

Пока та вещала, стоя между двумя пламенеющими факелами, Тед заметил, что в языке у нее серьга в виде серебряного шарика – и более он ничего уже не видел, лишь отраженное в шарике пламя, что эхом отзывалось на ее речи о свете в конце туннеля. А Негация между тем продолжала:

– В дверях стояли христианин и иудей, оба лили слезы, оба плакали навзрыд. Мы вошли; он поднял глаза и узрел на потолке того грандиозного храма звезду, мерцающую звезду. Тогда он протянул ко мне руки – вот как я сейчас протягиваю руки к вам – и молвил: «Подойди ближе, дитя, подойди ближе». Я шагнула вперед – и вот оказалась перед ним, омытая заревом огня еще более яркого! И он коснулся меня рукою и рек: «Теперь должно тебе принять на себя тяжкое бремя. Тебе – вести их оставшуюся часть пути». И тут из туннеля донесся вопль боли – боли такой нестерпимой, что нам и вообразить не дано. Этот вопль боли звенел в моих ушах каждый Божий день – а теперь вот почти затих. Боль унялась, ибо бремя снято, снято, ведь Господь Бог откликнулся на мои молитвы и исполнил предначертание, о котором говорил мой отец столько лет назад, когда он домогался меня, когда дьявол овладевал им и направлял все его поступки. Но ныне, здесь с нами, здесь с нами на этой бренной, сладостной, недужной земле мы обрели Сына Божьего, Мессию Господа Бога нашего.

Негация помолчала и вновь осияла улыбкой Мессию, сиречь Теда. Эйвери изо всех сил старался сдержать неуместное веселье, хихикая сквозь туго сжатые губы и крепко зажмуриваясь: от смеха на глаза его наворачивались слезы.

– Моя бедная, потерянная душа горела в огне, тщась разрешить мучительную загадку бытия – и се! – мы обрели ответ, мой возлюбленный Господь пришел ко мне. Но, конечно же, это – лишь неоспоримое свидетельство того, что мы не готовы. Свершилось: судный день грянул над нами. Ныне мы в умелых руках нашего Господа Бога Иисуса Христа Всемогущего. Остается лишь уповать, что Он сочтет нас достойными, снизойдет до того, чтобы направить и сопроводить нас в сии последние дни. О, Господи Христе, молю, говори с нами, молю, подари нам первый отблеск своего божественного и высшего света! – Негация сошла с кафедры, колыхаясь всей своей массивной тушей, и раскинула жирные руки, приглашая Теда занять свое место.

Тед поднялся и шагнул на кафедру, еще хранящую тепло ее тела.

– Есть ли тут где-нибудь поблизости телефон? – спросил он.

Ветер врывался в открытые окна «форда»: Салли мчался на восток, углубляясь все дальше в Аризону. Он устал, смертельно устал; подумав об этом – о том, как мертельно он устал, – Салли рассмеялся. Что ж, пожалуй, он заслужил разрядку; более того, весьма в ней нуждался. А еще он нуждался в сне; очень скоро ему придется-таки затормозить и закрыть глаза – но прямо сейчас у него еще хватало пороху вести машину. Один раз Салли остановился подзаправиться – и заодно оставил сообщение на автоответчике Глории Стрит: дескать, дела идут на лад.

Глория стояла рядом с Ричардом: он провел лодку мимо длинного зеленого дощатого помоста – и дальше, за волнолом. Дело было к полудню. Они миновали огромную чайку, балансирующую на буйке; чайка была такая белая, а вода была такая синяя, что от этакой красоты Глория снова расплакалась.

Ричард наклонился к ней, положил руку ей на плечо.

– Мы найдем его.

Свернули направо, к выходу из гавани, и оттуда на юг. Ричард помахал одной из шерифовых лодок, что вроде бы держала курс в открытое море. Глория проводила глазами лодку, направляющуюся к пока еще невидимой большой земле, гадая, уж не попытался ли Перри вернуться домой и подождать отца там.