Эмили потянулась к матери и завладела ее кистью, прекращая экзекуцию. Глория нагнулась, притянула девочку к себе, Эмили уткнулась ей в плечо. Ханна в сотый раз читала и перечитывала вложенные под стекло условия проката лодок.

– Даже если бы малец и впрямь спустился к лодкам – а начнем с того, что это просто невозможно, – он все равно не сумел бы завести мотор.

Пабло пробежал по настилу и столкнулся с начальником у боковой двери офиса.

– Двадцать второй недостает.

– Ох, Господи, – охнула Глория.

– Вместо нее привязана байдарка, – сообщил Пабло.

Глория и Эмили заплакали навзрыд. Ханна успокаивающе гладила их по спинам.

Работник проката снял телефонную трубку, позвонил шерифу и вызвал водный патруль.

На военной базе охранять можно много чего, но только не крематорий. Тед, Эйвери и Иисус-19 беспрепятственно вышли из полутемной, устланной пеплом камеры в яркий солнечный свет Нью-Мексико. Иисус-19 к свету не привык – он пытался заслониться сумками и, съежившись, раскачивался вперед-назад. Не привык он также и к открытым пространствам: бедняга пошатывался и спотыкался на каждом шагу. Тед отобрал у него одну из сумок. Все трое, тяжело дыша и покрываясь потом, кое-как преодолели пятьдесят ярдов по гравию и забились в дверную нишу одного из куонсетских бараков. Тед глядел из своего укрытия на проезжающие мимо «хаммеры» и на поджарых молодых солдат, что расхаживали туда-сюда, переговаривались, стреляли друг у друга сигаретки и косячки – и понимал со всей очевидностью, что выбраться из подземного комплекса – это, как говорится, игрушки в сравнении с тем, что делать дальше. За рядами построек, одной из которых был гараж-мастерская, высился забор, сверху затянутый блестящей колючей проволокой, а десятью ярдами дальше – еще один, точная копия первого.

Иисус-19 обильно потел, особенно в области отсутствующего рта. Теперь он сидел на сумке, опустив глаза, чтобы не смотреть на солнце.

– Что делать будем? – осведомился Тед.

– Не знаю, – сознался Эйвери. – С тех пор как я последний раз выходил на поверхность, все изменилось. Так много строений, так много людей.

Тед глянул сквозь проволочную сетку на море трейлеров, автофургонов и палаток. Эх, если бы им только удалось слинять за пределы огороженной территории, они бы с легкостью затерялись в толпе, сбросили бы с себя комбинезоны и со временем вовсе улизнули бы куда подальше.

– А разрослась база, – рассуждал между тем Эйвери. – Когда-то здесь было всего-то четыре барака. А теперь вон с виду настоящий военный объект, все как полагается.

– С настоящими солдатами и настоящими ружьями, – встрял было Тед и тут же осознал, что в этом отношении ему бояться нечего. Но, разумеется, он тревожился за безопасность Эйвери. И дело не только в том, что Эйвери вытащил его из этой дыры; Тед внезапно преисполнился решимости защищать жизнь в целом. Не то чтобы он чувствовал себя настолько в долгу перед Эйвери, чтобы радеть о его благополучии; просто Эйвери воплощал в себе жизнь, утраченную им семью – пусть и поломанную, – он нуждался в перемещении и, так сказать, в сопричастности, даже если, как подозревал про себя Тед, оно было не к добру.

– У меня планов больше нет, – объявил Эйвери. – Каждый день я думал о том, как воспользуюсь трупосборником. Многие годы я представлял себе, как забираюсь внутрь и выныриваю здесь, наверху – но это, в сущности, все. Стратег из меня никакой.

– Подергай-ка дверцу у тебя за спиной, – предложил Тед.

Эйвери послушался; дверь оказалась незапертой.

– Быстро внутрь. – Тед затолкал спутников в проем и закрыл дверь.

Барак оказался глухой, глубокий, сродни пещере, свет просачивался внутрь лишь сквозь пропыленные полупрозрачные панели, равномерно распределенные вдоль хребта строения. Это было хранилище – складское помещение, заполненное рядами составленных друг на друга ящиков, разделенных проходами. Воздух был спертым, затхлым, плесневелым.

– Подождем здесь, – объявил Тед. – Подождем здесь до темноты.

– А потом что?

– Пока не знаю.

Тед и в самом деле не знал. Зато знал со всей доступной ему определенностью, что чего-нибудь да придумает. Теперь у него было то, о чем он мечтал всегда – не уверенность, не компетенция, но решимость, – и сидя там, прислонившись спиной к ящику с консервированными грушами, он постепенно свыкался с этой мыслью.

Салли выехал из Лос-Анджелеса, свернул с автострады «Помона» и покатил по дороге № 215 на юг, к военно-воздушной базе «Марч», где и отыскал приятеля, что волею судеб работал в авиадиспетчерской.

– И чему же я обязан сим удовольствием, Горацио? – осведомился тот. Его голубая форменная рубашка была расстегнута у горла; из-под выреза майки топорщились жесткие волоски.

– Знаю, знаю, давненько я не проявлялся. – Голос Салли звучал покаянно, и глаза он пристыженно отводил.

– «Давненько»? Скажи уж, больше года!

– Извини, Леон.

– Из «извини» шубу не выкроишь, как говорится. Извинениями тебе не отделаться. Я-то думал, у нас есть что-то общее.

– Извини.

Вдвоем они уехали с базы на машине Салли и теперь сидели в мексиканском/тайском ресторанчике под названием «Гордоз». Леон встал и ушел в глубь зала, в туалет. Пока Салли скучал в одиночестве, официантка принесла воды. Вернулся Леон – и залпом выпил полстакана.

– Мне помощь нужна, – признался Салли.

В угловатом лице Леона отразился гнев; он раздраженно повертел в пальцах вилку.

– Извини, Леон. Ну, сколько еще раз мне извиниться? Закрутился как сумасшедший. Дни складывались в недели, недели – в месяцы. Так уж вышло. Все, что я могу, – это попросить прощения. – Салли подкрутил усы.

– По-твоему, это эффектно.

– Что?

– Ну, выпендреж с усами… По-твоему, это ужас как эффектно.

– Я непроизвольно, честно.

Подоспевшая официантка приняла заказ.

– Ну и что за помощь тебе требуется? – осведомился Леон.

– Во-первых, правильно ли я понимаю, что полетные листы для всех военных вылетов введены в единую центральную компьютерную систему?

Леон кивнул.

– То есть, если я, например, скажу, что из Колорадо-Спрингс вылетел реактивный самолет, ты сможешь это подтвердить или опровергнуть, верно?

– Допустим. И что?

– А то, что ты сможешь сказать мне, куда он полетел, верно?

Леон снова кивнул, но теперь он заметно нервничал. Он оглянулся через плечо на дверь и сложил руки на коленях.

– А ты можешь мне сказать, имели ли место вертолетные вылеты в некую конкретную ночь?

– Не по душе мне все это, – отозвался Леон.

– Так можешь или нет?