Турецкий сунул принесенную Клавдией кассету в магнитофон. Долгалев разговаривал со своим заместителем Заметалиным.

– Я в Минске, – сообщал Долгалев. – Задумал грандиозное дело на шестьсот тысяч долларов. Выступаю посредником между Днепропетровским трубным заводом и российским предприятием «Запсибмагистраль». Форма оплаты – безотзывный аккредитив. Гарант – турецкий банк «Ятаган».

– Но у нас нет договора на сотрудничество с этим банком. Я даже не знаю, где он находится.

Это удивился Заметалин.

– Очень плохо, дорогой зам, работаешь! Банк находится на Кипре. Но пусть, однако, это тебя не беспокоит. Проблему решаю я.

– Это будет чистая сделка или?…

– Или… и не более того. Больно надо мне тащить трубы через всю страну! Да я их тут же продам в Минске или Москве.

– Рискованная операция.

Заметалин сомневался.

– А ты знаешь, что и жить рискованно? Можно умереть, – Долгалев захохотал.

– Желаю успеха.

– Ты погоди прощаться. Скажи, что у нас на фирме слышно?

– Ничего особенного. Приезжали из милиции, интересовались Крохиным, но потом все заглохло.

– Я был уверен, что тем и кончится. У меня все на три хода вперед рассчитано. Жди новых сообщений. Возможно, тебе и Васильеву придется принимать груз в Москве.

– Сколько груза?

– Двадцать один полувагон.

Заметалин присвистнул:

– Ну, работы хватит.

– А ты как думал? Нам мелочиться не стоит! Уж покупать, так составами! – Долгалев опять нервно захохотал.

– Уяснил, буду готовить почву.

– Да, на всякий случай ищи покупателя. Будь здоров. Поцелуй за меня Светлану.

Разговор оборвался. Турецкий раздраженно выключил магнитофон, проворчал:

– Рано радуешься, Долгалев, я сам постараюсь встретить твои полувагоны.

Он спрятал кассету в сейф, где уже лежали кассеты с видеозаписями Пыхтина. Эти материалы должны были дождаться своего срока.

Сегодняшним днем Турецкий мог быть доволен, потихоньку неподъемная телега начала сдвигаться с места, но толкать ее придется еще ой как долго.

И снова – телефонный звонок. На этот раз – Грязнов.

– Рад тебя слышать. А то так давно расстались, что я успел соскучиться.

– Есть полезные сведения. В июне прошлого года Бартенев продал свою недвижимость, в том числе и спиртзавод.

– Кто покупатель? – поинтересовался Турецкий.

– Некто Свиньин.

– Он расплатился с продавцом сразу?

– Нет, остался должен четыреста тысяч долларов. И долг возвращать не торопился. С каждым днем просрочки сумма долга увеличивалась по условиям контракта на пятнадцать процентов. Ты можешь себе представить? Сейчас это какая-то кошмарная непредставимая сумма.

– Понятно. Значит, если нельзя переварить, то остается только убить? – предположил Турецкий. – Надо бы встретиться с этим самым господином Свиньиным. Но меня пока больше всего этот бар беспокоит. Ты попробуй потряси еще своего агента. Что-то, мне кажется, он темнит. Недоговаривает. И кстати, Госдума активно интересуется этим делом, хотят знать мотивацию убийства депутата. А как ты думаешь, мотив – политика?

– Никакой политики, тут явная уголовщина, – спокойно сказал Грязнов. – Поэтому, если моя Птичка решила меня обмануть, я ее сам придушу!

– Эй, ты брось, полегче! А то с тебя станется!

– Не бойся, наше дело правое, мы победим.

Турецкий листал дело Николая Николаевича Бартенева. По версии следствия выяснялась следующая картина. Второго июля 1997 года депутат возвращался домой из ресторана. Несмотря на то, что изрядно выпил, сел за руль служебной «Волги». Около самого дома ему преградила дорогу группа молодежи. Как потом показало следствие, парни тоже были нетрезвы. Бартенев, озлобленный тем, что ему не уступают дорогу, вышел из машины и стал ораторствовать. Завязалась драка, в которой депутату хорошо намяли бока. После этого ему удалось сесть в машину и вернуться в ресторан за подмогой.

Вернулся Бартенев с двумя друзьями, обидчиков нашел на том же месте. Но разборки не получилось: один из привезенных «бойцов» неожиданно узнал среди парней своего друга. Казалось, мир был восстановлен. Все решили, что по этому поводу стоит продолжить выпивку. Однако Бартенев отказался поддержать компанию, поскольку мысль о мести его не покидала. Он сделал вид, что ушел, а сам спрятался во дворе и стал терпеливо ждать своего обидчика.

Часа через два он его увидел. Звали парня Павел Незнамов, он провожал домой Татьяну Гусеву. Бартенев расстрелял его из автомата, а затем убрал и девушку как нежелательного свидетеля.

В деле имелись свидетельские показания жителей дома, разбуженных пальбой и слышавших женский крик: «Коля, не стреляй! Я никому ничего не скажу!»

Было также выяснено, что Бартенев и Гусева оказались знакомы, она жила в том же доме и работала воспитательницей в группе продленного дня.

Дотошные оперативники просеяли грунт в том месте, где лежал труп девушки. На глубине тридцати сантиметров они обнаружили пули от автомата Калашникова. Жертва была расстреляна в упор. Об этом свидетельствовали заключения трассологов и медицинских экспертов.

В тот же день был допрошен и Бартенев.

Турецкий внимательно вчитался в протокол допроса, в котором Бартенев все отрицал.

– Признаете ли вы себя виновным в убийстве Павла Незнамова и Татьяны Гусевой?

– Нет, я никого не убивал. И вы вообще не имеете права меня допрашивать. У меня депутатский иммунитет.

– Перед законом все равны. И если вы совершили преступление, то будете отвечать за свои деяния.

– Только не надо меня пугать!

– Вас никто не пугает. Расскажите, где были вчера ночью?

– Дома. Спал и видел сны.

– Кто сможет это подтвердить?

– Никто, я холост и живу один.

– А вот жители вашего дома, во дворе которого произошли убийства, утверждают, что слышали женский голос, умолявший убийцу: «Коля, не стреляй! Я никому не скажу!»

– Разве я один на свете Николай? Таких имен пруд пруди.

– Но все свидетели утверждают, что именно вы повздорили с группой молодых людей.

– Повздорили и разошлись. Тому тоже имеются свидетели. Ищите орудие убийства, пальцевые отпечатки, или что там у вас положено. А пока я отказываюсь отвечать на ваши провокационные вопросы.

И далее все в том же духе. Вопросы – ответы. Следователь ходил вокруг, а подозреваемый ссылался на свой депутатский мандат. Мол, он не для того принимает в Госдуме законы, чтобы их нарушали.

Турецкий, прочитав эту муру, ухмыльнулся и принялся изучать протокол повторного допроса, сделанного несколькими днями позже.