по слухам сидел боцман, принимавший новых матросов.

– Добрый день, – сначала совсем тихо произнесла Эмма, но поняв, что её не услышали, откашлялась. – Здрасьте!

Боцман, тучный и усатый, в грязной серой рубахе, пропахшей потом, поднял голову от листка, на котором записывал имена.

«Какой тщательный учёт, надо же!» – усмехнулась про себя Эмма.

– Я желаю на борт «Гордости Танната» матросом!

– Ха! Слышали? – гаркнул боцман, но никого рядом, чтобы поддержать, не оказалось.

Потому он лично посмеялся, а потом пристально всмотрелся в лицо Эммы.

– Больно ты юн, пацан! Как звать?

– Ларс.

– Фамилия?

– Нет фамилии, – как можно скорее отозвалась Эмма. Она ничего так и не придумала, чтобы отвести от себя подозрение.

– Нет фамилии? – протянул боцман. – Уж не с тюрьмы ль сбежал, пацан?

«Это что… фамилия что-то значит?» – Эмма переступила с ноги на ногу и медленно покачала головой.

– Ларс Сэддиданс, – пробормотала она тихо, но боцман не удовлетворился. – Я эт… из дома ушёл. Понимаете? В море хочу, душа лежит.

Фамилия бабушки пришла на ум случайно, и Эмма тут же за неё ухватилась. В Траминере таких не водилось, но и судно шло в другое королевство. Приятно было оставить себе хоть что-то “семейное”, пусть и фамилию родственницы, которую отец так бездарно и нагло предал.

– А в Пино душа не лежит? – усмехнулся Боцман.

– А как же! Это ж моя мечта! И фамилия моя знаете отчего странная такая?

– Да слышу, что странная… Не траминерцы все эти… дансы. Уж не Пинорец ли часом?

– Ну-у… как Пинорец… я-то уж конечно нет. Но бабуля моя…

– Сказки рассказывать будешь? – снисходительная улыбка боцмана была куда теплее подозрительной, и Эмма поняла, что это всё-таки победа.

Она быстро кивнула.

– Никак не сказки. Просто была моя бабка оттуда и всё. Знаю я что вы подумали. Так что, нужны вам люди?

– А то ж… матросом пойдёшь, только хилый ты. А зрением как? Не слаб? Летаешь ловко?

Эмма замялась, не зная, что значит «летать», но на всякий случай уверенно кивнула, а потом вдруг побледнела. Она чувствовала, что кровь сбегает вся к ногам вместе с полчищем невидимых муравьёв, потому что за её спиной послышались шаги. Донёсся сквозь вонь таверны знакомый запах. И звук знакомого голоса…

– Нечего ему делать в гнезде, Кэп. На кухню сойдёт, – и Глер Мальбек, бывший детектив, а ныне один из этих морских псов, прошел мимо Эммы и, опираясь о стол руками, посмотрел прямо на боцмана.

– Да-а… верно дело, салагу в гнездо, – кивнул Кэп. – Иди с миром, пацан. Команда уже собирается… иди.

Кэп явно растерялся не меньше Эммы, которая и вовсе дар речи потеряла. Она стояла ни жива, ни мертва и смотрела на спину Глера, мечтая к ней прижаться, но вместо этого скрепя сердце развернулась и пошла на улицу, где, зайдя за таверну прижалась, спиной к хлипкой стене.

«Это он… это точно он! Изменился ли? Стал ли совсем другим? Стал сильнее? Он кажется шире в плечах. И я не видела его волос. И эта одежда, весь в чёрном, чёрная рубаха. Голова прикрыта шляпой. Он совсем другим стал!»

Эмме было страшно теперь явиться ему на глаза, но делать нечего. Она уже тут, уже нашла его, и оставалось верить, что это всё тот же человек, который просил её никому не давать обещаний кроме него.

* * *

Впервые Эмма входила на борт такого судна, как «Гордость Танната», и оно ничем не напоминало круизные лайнеры и яхты, что использовали её родители.

Чёрная палуба, просоленная и тщательно начищенная. Желтоватые паруса, невероятно огромные, так что кажется, что мачты уходят в самое небо.

Эмма стояла, задрав голову, и глядела туда, пока её не начали толкать матросы, снующие по палубе.

Им не терпелось отчалить, а Эмма опасалась, что Глер на борт не взойдёт.

Она осталась стоять и даже сделала вид, что ей дали задание записывать входящих и спустя пару минут никто и не сомневался, что нужно объявить собственное имя, чтобы Эмма его записала.

А если спросят, спихнёт на «того-то, имени кого она не знает».

– Ларс Гри, – услышала Эмма и подняла голову.

Их взгляды пересеклись.

Глер дёрнул подбородком. Он будто… хотел верить, но не мог, будто не до конца понимал, кто перед ним.

«Ну конечно, ты тоже помнишь меня совсем другой…»

Его лицо стало более худым, а руки более мощными. Он оброс, ещё больше укоротил волосы, и теперь несколько прядей падали на лицо.

Он больше не носил своего хвоста, вместо этого собирал половину на макушке в узел, как делали это почти все на борту. Он выглядел таким уверенным, таким пугающим, что Эмма совсем по-женски ахнула, а Глер медленно покачал головой из стороны в сторону.

– Тёзка, – кивнула Эмма, сглотнув вязкую слюну и записала его имя на листке.

А вы?..

– Ларс Сэддиданс.

Глер кивнул и отошёл. А каждый шаг от Эммы будто ломал ей кости.

Она хотела, чтобы неловкая беседа длилась чуть дольше вечности.

– Эт кто велел? – сбил Эмму боцман.

– Да… там… сказали…

– Ну ла-адно. Принесёшь потом.

«Принесу», – про себя ответила Эмма, так и не раскрыв рта, и машинально продолжила писать фамилии.

Глава про жаркие встречи

«Гордость Танната» отчалила от порта спустя ещё пять часов, которые Эмма мучительно страдала, принимая продукты на кухне.

Она хорошо писала, и это сочли за величайшее благо, почти исключительный талант. В итоге дочка графа Гриджо, да ещё и имеющая два высших образования, считала тюки с крупой и солёным мясом, писала их в грязные книги и втолковывала коку, что три плюс восемь – это не двенадцать!

При том что руки её непрестанно дрожали, а сердце обливалось кровью, выходило споро и ловко. Эмме это почти нравилось. Новая