— А ваш друг?

— Сгинул в заварухе, с концами сгинул. Хотел сравняться с Вельпо, но погиб.

— Вы женаты?

— Шутите? На свете полно женщин, если бы я на всех женился… Ладно, мой мальчик, мне пора собираться, время первого тура.

— Можно мне с вами?

— Я думал, вас ждет патрон.

— Подождет. К дьяволу всех хозяев вместе взятых!

— Вот это по-нашему! Но имейте в виду: хожу я быстро, так что ноги у вас завтра будут ныть. Посидите здесь, я переоденусь.

Через несколько минут Брикар появился в своем нелепом черно-сине-красном наряде и надвинутом на брови цилиндре. Он погрузил в тележку корзины с «освеженным», подрумяненным товаром, заботливо укутал толстым одеялом, и они отправились в путь.

Час спустя обессиленный Жозеф плелся далеко позади похожего на бульдога торговца. Тот совершил несколько выгодных сделок, хорошо заработал и распродал почти весь товар. Можно было не сомневаться, что вскорости Сильвен Брикар пристроит к своему «дворцу» еще одно крыло.

— Пойдем выпьем, мой мальчик, я угощаю! — предложил Миллионер. — Могу себе это позволить!

Они завалились в кабачок, где хозяйка подала им две кружки пива, бросая томные взгляды на торговца хлебными корками.

— Ей не я нравлюсь, а мои деньги! — фыркнул Сильвен.

— Вам в голову пришла грандиозная идея. Торговать черствым хлебом — отличное ремесло, — ответил Жозеф, отогреваясь. — Зависишь только от себя, никому не кланяешься.

— О да, я свободен, как ветер. Я завел свое дело сразу после войны, когда в семьдесят втором вернулся в Париж. Работы в кондитерской для меня не нашлось. Хозяин, Марсель Герен, тогда только-только женился на Эрманс. Она, само собой, ко мне охладела. Беззаботная молодость миновала! Потом папаша Герен дал дуба, оставив после себя только долги, и Эрманс пришлось заложить лавку. Мы с ней случайно встретились на Центральном рынке, и она принялась жаловаться мне на жизнь, ну, я и поплыл. Выкупил лавку, оплатил ее ремонт и обновление и собственноручно раскрасил новую вывеску — Эрманс непременно хотела, чтобы кондитерская называлась «У Синего китайца».

— А почему синего?

— В честь ее отца, который умер в 1860 году в Поднебесной, на берегах Янцзы, Синей реки! Денег я потратил немало, но Эрманс утешил, и мы стали жить вместе, как настоящая семья. Так что Софи мне вроде как дочь.

— Но почему она носит фамилию Клерсанж, если ее мать — мадам Герен?

— Это девичья фамилия Эрманс, Марсель Герен отказался удочерить малышку.

— Вы больше не живете вместе?

— Можно подумать, вы собрались писать мои мемуары! Мы с Эрманс прожили вместе десять лет, когда плутовка решила наставить мне рога. Тут уж я не выдержал и отчалил. Но мы остались друзьями, так тоже неплохо.

— А что это за процесс, на котором вы помогли Софи?

— Гнусное было дело! Правосудие возмутилось тем, что женщины — богатые и, главное, бедные — посмели восстать против нежеланного материнства. Я защищал Софи и горжусь этим, обо мне даже в газетах писали!

Брикар достал растрепанный блокнот с вклеенными в него вырезками. Его имя фигурировало в числе свидетелей защиты рядом с именами миссионера, покровителя сирот, и молодой швеи, утверждавшей, что видела, как изнасиловали ее подругу.

— Ну, а теперь мне предстоит второй рейс, так что я отправляюсь домой. Ваше здоровье, мой мальчик! — воскликнул Сильвен Брикар и залпом допил свой стакан.

Жозеф последовал его примеру, и у него все поплыло перед глазами. Он пожал руку Миллионеру, выбрался на улицу, шатаясь добрался до улицы Ла Виллетт, остановил фиакр и велел ехать на улицу Винегрие.

«Надо ковать железо, пока горячо. Расспрошу эту мадам Герен. Она утаила от нас, что Софи Клерсанж — ее дочь, значит, покрывает ее или даже сама в чем-то замешана».

Алкогольный дурман перенес его на поле боя, где чудовищных размеров петух по имени Вельпо гнался за гнусным Зандини, переодетым нормандской коровой.

— Кончайте вопить, приехали! — объявил кучер, дергая Жозефа за рукав.

Тот расплатился, забыв о чаевых, и кучер грубо выбранил его.

«Синий китаец» светился на унылой улице Винегрие, как фонарь в ночи. Лепнина, мрамор и зеркала создавали утонченное обрамление для выставленных на прилавках разнообразнейших лакомств. Сидевшая за кассой хозяйка в черном кружевном чепце склонилась над вязаньем. Жозеф порадовался, что в лавке нет покупателей, и толкнул дверь. Зазвенел колокольчик, Эрманс Герен подняла простосердечное, как у постаревшей куклы, лицо. Ее голубые глаза моргнули, словно она вернулась в реальный мир откуда-то издалека.

— Что желаете, мсье?

— Мне нужен подарок для жены, она ждет ребенка, и ей все время хочется сладкого. Что вы мне посоветуете?

— Я наберу для вас ассорти. Пралине, помадку и берленго.[79]Ей нравится мята?

— Кажется, да.

— Тогда положим еще мятные пастилки и маршмеллоу. И несколько фиалковых конфеток. Когда вы ждете?

— Что? — удивился Жозеф, завороженный вазой с карамелью.

— Роды.

— Не раньше июля.

— Имя уже выбрали?

Эрманс Герен задавала вопросы не из интереса, а из соображений профессиональной вежливости.

— Если будет девочка, то Эванджелина, а если мальчик — Сагамор.

— Это христианские имена? — удивилась кондитерша.

— Мои тесть и теща — американцы. Боже, какой же я болван, забыл про цукаты! У вас они есть? — спросил он.

— Цукатами торгует пирожник.

— Моя матушка собралась печь торт, и если я не добуду для нее цукаты…

— Мне очень жаль, мсье, но у меня они кончились. Больше ничего не желаете?

— Да, это все, а за драже для крестного отца я приду потом.

— Вы живете в нашем квартале? — спросила мадам Герен, отсчитывая сдачу.

— В прошлом месяце переехали на бульвар Мажента. Там немного шумно, но зато очень удобно. И передайте привет вашей дочери Софи от моей жены.

Удар был нанесен так внезапно, что Эрманс Герен на мгновение утратила невозмутимость. Она почти сразу взяла себя в руки, но, когда ответила Жозефу, голос ее звучал неуверенно:

— Вы ошибаетесь, у меня нет дочери.

— Ну как это нет? Старик Сильвен был трезв, когда дал мне ваш адрес. А моя супруга — давняя подруга вашей Софи.

— Повторяю, мсье, это ошибка.

— Понимаю, вам не хочется признаваться из-за шумихи вокруг «процесса детоубийц», но, раз уж мы заговорили о прошлом, моя сладчайшая половина тоже была в числе обвиняемых. Так что мы с вами в одной лодке.