Суетливо закончив допрос, Майковский попытался перейти к мирной беседе, даже к какому-то взаимопониманию, но Околов уже почти не слушал его, думая о том, что падение фон Ренегау-Смысловского повлияет на деятельность исполбюро НТС. В его изощренном, набитом сведениями мозгу промелькнула биография Смысловского: родился в 1898 году в Москве, после разгрома Врангеля поселился в Германии и вскоре возглавил «Русский фашистский союз». Креатура Канариса, который произвел его в подполковники, потом и в полковники. Отличился тем, что вел подготовку и заброску шпионов и диверсантов в тыл советских войск, защищавших Ленинград, и потом уж возглавил контрразведывательный орган «Зондерштаб Р». И вот теперь, по мере того как закатывается звезда хитроумного адмирала, летят вверх тормашками его ставленники. Но зато всходит звезда нового штурмбаннфюрера, кавалера «Рыцарского креста» и ордена «Ста мушкетеров» Отто Скорцени, освободившего дуче. Среди близких сотрудников Скорцени есть друг Околова, бывший его шеф Николай Губарев, некогда начальник русского отдела тайной полиции в Югославии.

Околов высоко поднял голову и хмуро глянул на Майковского.

Тот невольно стушевался, улыбаясь, поглаживал свою лысину, про себя возмущался самоуверенностью допрашиваемого и думал: «Настоящий рыцарь плаща и кинжала, опасен, со связями, того и гляди кокнут меня, как Вюрглера. Рвется к власти в НТС и потому обогащается. Скрытен, честолюбив и для достижения цели неразборчив в выборе средств. В общем, коварный, далеко заглядывающий вперед, крупный политиканствующий игрок». И Майковский, поднявшись, любезно пожимая руку Околову, стал уверять, что, допрашивая, выполнял лишь приказ, но по приезде в Берлин обязательно замолвит о нем доброе словечко Эбелингу.

«Недюжинная натура», — вспомнил Майковский характеристику, данную Околову Чегодовым: «…драмой его жизни поначалу была исступленная жажда родительской ласки воспитуемого в спартанском духе ребенка, потом чуждавшихся его как сынка жандармского офицера друзей-товарищей по школе; уже за границей, "в пору любви и страсти нежной", он, видимо, пришел к выводу после неудачного брака, что даже Самому Господу Богу не удалось разрешить, сотворив из ребра Адама Еву, проблему одиночества, что именно оно является незыблемым внутренним стимулом, законом, на котором зиждется духовный, мир человека. Отсюда и скрытность Околова…»

«Его считают, — утверждали Чегодов и Шитц, — бескорыстным, принципиальным, безупречно честным, в действительности же он коварен и ради достижения своей цели готов совершить любое преступление».

«Ничего, ничего, — думал Майковский, с затаенным бешенством сжимая кулаки, — мы еще встретимся, и ты раскроешься весь».

Разговаривая с Майковским, Околов посмеивался над протеже Эбелинга, над его неосведомленностью в убийстве Вюрглера, поручика Бондаревского и лейтенанта Фрейтага, а также и в изъятии у сочувствующих большевикам смолян 200 тысяч марок. Да, со своим соперником Вюрглером разделался Околов без особых угрызений совести. Да, изъял разных ценностей у населения на добрый миллион! Эти средства нужны не для «сладкой жизни», как полагают Эбелинг и Майковский, а для достижения личной власти его, Околова! Он намеревался занять пост председателя НТС поначалу… а там, может быть, и правителя!…

«Власть должна стать целью моей жизни! И я пойду по этому пути упорно, как аскет, отказываясь от всего, жертвуя привязанностью, благосостоянием и безжалостно сметая тех, кто будет становиться поперек дороги!… Я не фантаст, а практик! — размышлял Околов. — А кто устроил коварную ловушку с допросом? Байдалаков? Или соперник на пост председателя Поремский — эрудированный и коварный доктор юридических наук, крепко связанный с французской и английской разведками? Какой сделать ответный ход? Кого столкнуть в пропасть и кому протянуть руку? Может, связаться с генералом Власовым? Он вроде бы тоже склоняется исповедовать "солидаризм", в который поверили его помощники Трухин и Тензоров… Но генерал-предатель мечтает стать правителем России!… Удастся ли Казанцеву убедить Власова связаться с англичанами? Выгодно ли это?»

Шагая по улице домой, Околов почти забыл о Майковском и о допросе, в его мозгу зрели крупные замыслы…

Майковский прибыл из Минска в Берлин на самолете в тот же день, но к Эбелингу идти было не с чем. Оставалась последняя надежда — воспользоваться советом Чегодова и связаться с Граковым. На многое Майковский не рассчитывал, и все-таки… Ему повезло: Граков оказался дома и согласился тут же прийти на свидание.

Встреча состоялась в скромном ресторанчике в более сохранившейся западной части Берлина, неподалеку от Магдебургплаца.

Граков пришел в похожий на пивную ресторанчик минут за пять до назначенного времени и сразу же узнал, верней, почуял человека, который, назвавшись Вадимом, объявил, что привез привет от Олега Чегодова из Киева. Граков сразу догадался, что это не то, что он ожидал, что с этим квадратным, широкоплечим мужчиной с бугристым затылком, одетым в хороший костюм и оценивающе мерящим каждого входящего острым взглядом своих зеленовато-карих глаз, надо быть настороже… «Похож на следователя, хитрый и, пожалуй, алчный. Украинец, может, даже бандеровец? А вот и условный знак, жестяная коробочка из-под монпансье», — пронеслось в мозгу Гракова, когда он усаживался за стол.

Майковский любезно улыбался:

— Олег Чегодов порекомендовал связаться с вами как с председателем берлинского отдела НТС, который поможет мне разобраться в ваших эмигрантских делах… — Он выдержал паузу.

— Извините, но я вас еще не знаю, мне прежде хотелось бы иметь…

— Вот это! — и Майковский вытащил из своего бумажника записку Чегодова.

— Семпер идем! — громко прочитал Граков и, глядя на нарисованную руку с мечом, подумал: «Будь осторожен! Все ясно: Олег предлагает серьезное дело». — Эта записка говорит о том, что я должен вам доверять, а также и о том, что и вы мне доверяете… Поскольку вы ко мне обратились, скажите, конфиденциально, разумеется, кто вы и что, собственно, от меня хотите.

— Я руковожу «Группой Комет», верней, русским отделом службы информации, параллельно которой существует и немецкая служба информации. Обе эти системы подчинены начальнику четвертого отдела гестапо гауптштурмфюреру Эбелингу. Предлагаю вам стать моим консультантом. Я ведь в эмигрантских делах не очень-то разбираюсь. Скажем, что представляют собой «солидаристы»? Чегодов, Шитц — это одно, а вот Околов, Алферчик — совсем другое, а уж вовсе третье — оказавшийся шпионом Алексей Денисенко… Хотя Чегодов утверждает, что произошла трагическая ошибка. Непонятно, почему тогда скрылась из больницы сестра Околова Ксения? Или почему спустя неделю убит в результате взорвавшейся мины оберштурмфюрер СС Герхард Бременкампф?

Официант подавал на стол, и Майковский умолк.

— Я был в Витебске, — доверительно начал Граков, — там, на Успенской горке, царила нездоровая атмосфера подсиживания и конкуренции. Руководители абвергрупп сто тринадцать, триста восемнадцать, двести десять, полевой полиции — ТФТ семьсот тринадцать, семьсот семнадцать, жандармерии, штурмовых отрядов, войска СС, охранной полиции выпендривались друг перед другом и ставили палки в колеса, в результате чего был убит заместитель бургомистра Брандт; потом его сын, и, наконец, умер, якобы от сыпного тифа, мой добрый друг Владимир Брандт. То же самое творится сейчас в Берлине. Поэтому я скептически отношусь к обвинению Денисенко и к «исчезновению» Околовой. Но бог с ними, вас ведь интересует другое?