– Я еще вернусь, – сказала я. – Помни об этом каждый день, пока ты жив.

Иногда я жалею о том, что тогда не спустила курок. Но что сделано, то сделано. Единственным утешением для меня служит мысль, что его жизнь не была безоблачной. Дочь у него была убита, и, несмотря на то, что он сумел достичь высокого положения и даже в семидесятых годах был послан президентом Джимом Картером в Ватикан, ему пришлось уйти в отставку, когда начались проверки его адвокатской конторы, связанные с мошенничествами и нецелевым расходованием средств фондов.

Следы Андреса

Добравшись до Никарагуа, мы с Моникой воспользовались случаем и посетили больницу имени Карла Маркса в Манагуа. Там было много немцев, и, поговорив с врачами и медсестрами, мы узнали, что к ним часто приезжают медицинские работники с Кубы для лечения детей. Тогда мы стали расспрашивать, не знает ли кто-нибудь кубинского доктора по имени Андрес, и нам рассказали, что некий привлекательный молодой человек время от времени приезжает с острова, чтобы помогать детям с ампутированными конечностями. Его звали Андрес Васкес. Я убеждена в том, что это мой сын.

Еще в той поездке я познакомилась с Изабель Летелье, вдовой Орландо Летелье, чилийского посла в США, противника режима Августа Пиночета. Ее муж был взорван в своей машине в 1975 году. Этот теракт осуществили пять кубинских изгнанников, включая братьев Ново. Моника в то время занималась культуризмом. Она даже прошла в финал конкурса «Мисс Фитнесс США» и позировала для журнала «Плейбой». Так вот, она ходила в спортзал вместе с одним из четырех сыновей Изабель, Кристианом. Моника и представила меня ей, мы стали хорошими друзьями. У нас были общие знакомые, как, например, Ларри Вэк, который расследовал убийство ее мужа, а вскоре наши отношения переросли в семейные. Когда мы вернулись из путешествия, Изабель познакомила Монику с другим своим сыном, Франсиско, и они достаточно быстро поженились. Хотя их брак не был долговечным, в 1991 году Моника подарила мне первого внука, Матиаса, и я переехала на несколько месяцев в Калифорнию, чтобы помогать ей.

Вернувшись, я сняла квартиру в Квинсе, прямо напротив дома, где жил Марк, и вскоре Моника с ребенком переехали ко мне. Я снова работала над книгой мемуаров, и в этот раз она увидела свет. Издательский дом Thunder’s Mouth Press – значимое имя в мире контркультуры, андеграунда и людей с прогрессивными идеями – заплатил мне сорок тысяч долларов и связал с Тедом Шварцманом, писателем, которому было поручено помогать мне. Из этого сотрудничества получилось кое-что посерьезнее мемуаров. Как-то я попросила Монику заехать в офис издательства, чтобы передать им фотографии, которые они собирались использовать в книге. Выполняя это поручение, рядом с издательским домом она познакомилась с Нилом Ортенбергом, сыном дизайнера Лиз Клейборн, и вскоре вышла за него замуж.

И снова крысы

Благодаря книге я снова вышла из забвения: телевизионщики в Майами занялись организацией нашей встречи с Фрэнком Стерджисом под прицелом телекамер. Подразумевалось, что мы придем к какому-то соглашению, что это будет перемирие. Кубинцы в Майами пригрозили, что выпустят в город тысячи крыс, если я приеду. Они поддерживали Фрэнка, а меня ненавидели, возможно, из-за моего провала в деле с таблетками Фиделя, или из-за участия в аресте Стерджиса в Нью-Йорке, или из-за моих свидетельских показаний в Конгрессе… Какова бы ни была причина, нельзя отрицать, что я слишком много знала о них и об их грязных делишках. Я знаю, сколько незаконных действий они совершили и сколько их преступлений так и остались безнаказанными. Например, Джордж Буш выпустил из тюрьмы Луиса Посада Каррилеса, виновного в убийстве Летелье.

Эта встреча так и не состоялась. В декабре 1993 года Стерджис умер, не дожив несколько недель до своего шестидесятидевятилетия. Его адвокат утверждал, что причиной был рак, хотя ходили разные слухи, выдвигались другие версии, и до сих пор нет уверенности в том, что же случилось с ним на самом деле.

Кровное предательство

Пока я не промотала все деньги, полученные за книгу, я решила переехать в Балтимор, где жила Валерия. Она открыла центр для лечения игровой зависимости и занималась инвестициями в недвижимость. В то время продавался дом № 666 на Вашингтонском бульваре, в районе, который тогда, в начале девяностых, был опасным, а сейчас превратился в очень приятную жилую зону. Я вложила все свои деньги в ремонт этого дома. Марк, который потерял работу и был вынужден оставить учебу в университете, приехал со мной. Мы с ним девять месяцев не покладая рук работали, перестраивая там все. Неожиданно возник прежний владелец с заявлением, что за этой собственностью числится долг в пять тысяч долларов по невыплаченным налогам. У нас уже больше не было денег, и я попросила их у Нила Ортенберга, который приехал навестить нас вместе с Моникой. Сначала он согласился, но потом передумал. На следующий день явилась Валерия со словами, что она выплатила долг, и теперь дом оформлен на ее имя и принадлежит ей. Мы с Марком вложили в это здание все наши деньги и много труда, а теперь остались ни с чем и вынуждены были снимать что-нибудь по соседству. В 1995 году сын решил вернуться в Нью-Йорк, и я больше не имела возможности платить за аренду квартиры, поэтому была вынуждена переехать к сестре и приступить к работе в ее клинике, где я занималась оформлением документов поступающих пациентов и проверяла, что их кровати готовы, а необходимые им лекарства – в наличии.

Как-то на работе я упала. Меня отвезли в больницу Джона Хопкинса и сделали рентген и МРТ, по результатам которых оказалось, что у меня не только сломано бедро, но еще и дегенеративный артрит. Я обратилась за государственным страхованием и прошла через три операции, но полного выздоровления не случилось. За хромотой последовала практически полная невозможность ходить; подняться на третий этаж, где находилась моя квартира, стало совершенно немыслимым. Марк нанял грузовичок, приехал за мной, сложил все мои вещи и перевез меня в квартиру в Квинсе.

«Пчелка» всегда, что тогда, что сейчас, служил мне огромной поддержкой, и после операции по протезированию бедра он полностью взял на себя заботу обо мне. Он раздобыл для меня специальную кровать, но не мог раздобыть денег, чтобы оплатить все расходы, которые накапливались. Я запаниковала, когда перестала получать выплаты по общественной программе страхования и мне не на что стало купить даже еду. Приступы страшной боли преследовали меня, и я чувствовала, что лежать, не имея возможности пошевелиться, – совершенно против моей природы. Я хотела умереть, для меня все было кончено. Тогда, в 1997 году, на пороге своего шестидесятилетия, я первый раз в жизни не находила в себе сил, чтобы подняться.