Придя в себя после потрясения, Фаргит тут же начал подгонять спутников, уверяя, что слышит позади собачий лай:

— Наверняка ниф Зайт уже добрался до границы Волшебного леса. Будем надеяться, что у него там возникнут такие же проблемы, как у нас.

Несмотря на усталость, шли быстро. Но Кате скоро пришлось остановиться: напрочь сбился чулок.

— Идите, я догоню! — она села на пень и стащила сапог, из которого вылилось немного грязной воды. Мокрый, грязный, а теперь и дырявый чулок требовал замены — но другого не было. «Держи голову в холоде, а ноги — в тепле», — Катя вздохнула, вспомнив старую присказку, обулась и, жалея себя, приготовилась продолжить путь в одиночестве. Но оказалось, что Василий ждал ее, отстав от остальных. Вопреки обыкновению, он был задумчив и даже грустен. Чтож, теперь, когда до полнолуния осталось совсем мало времени, повод грустить был у всех. «Может, наш хитроумный Одиссей придумал, как нам провести Фаргита и вернуться домой?» — с надеждой подумала Катя. Однако Василий собирался говорить совсем о другом. Когда девушка поравнялась с ним, он вдруг спросил:

— Ты читала «Божественную комедию» Данте?

От неожиданности Катя споткнулась. Василий поддержал ее, ожидая ответа. Девушка отряхнула с подола влажную листву.

— Да, естественно, — сказала она. — Я же филолог. На первом курсе мы проходили литературу эпохи Возрождения. Правда, дальше «Ада» я не продвинулась, больно уж все пафосно. А «Ад» мне очень понравился: оставь надежду всяк сюда входящий…

— А я так и не удосужился прочитать, — вздохнул Василий. — Много раз начинал, но бросал: скучно становилось.

Катя хотела заметить, что эта книжка не входит в «литературный минимум» интеллигентного человека, но Василий опередил ее, пояснив:

— Мне там сама идея нравится. Смертный человек проходит девять кругов ада, чтобы достичь рая, в котором пребывает его умершая возлюбленная, как там ее звали?

— Беатриче, — автоматически подсказала Катя, смахивая с лица паутину, в которую угодила ненароком.

— Вот. Данте грешник, иначе ему со своей Беатриче не соединиться. Это его единственный шанс. И он добровольно спускается в ад и чистилище.

— Чего это ты вдруг заговорил о литературе? — спросила Катя.

— Литература здесь ни при чем, — мотнул головой Василий. — Я просто думаю, что у каждого мужчины такая Беатриче должна быть. Ну и у женщины, наверное тоже… В мужском обличим, естественно. Должна быть такая великая любовь.

— Да ты романтик, оказывается, — усмехнулась Катя. За усмешкой она скрывала смущение: когда-то она тоже так думала. Когда-то она даже была уверена, что такая любовь у нее есть…

— И что, у тебя есть Беатриче? — спросила она.

Я думал, что нет, — серьезно ответил Василий. — Но после таких событий все видится как-то иначе… Иван, наверное, сказал бы, что это испытания, посланные персонально моей душе для избавления от скверны. Ля считаю, что это круги ада, которые мне предстоит пройти, чтобы заслужить право на встречу с ней.

— И кто же она? — улыбнулась Катя. Она поняла, что сейчас услышит еще одну историю любви. В таких историях слова всегда не важны, они — всего лишь драпировки, мишура, скрывающие движения души… Попить такой рассказ может лишь тот, кто сам пережил нечто подобное. Обычно Катя понимала…

Василий деловито спросил:

— А ты не будешь смеяться? Нет? Ну, тогда я расскажу. Мне было четырнадцать лет, — мечтательно начал он, — а ей немного меньше. Летом и ее, и меня отправляли на дачу, в деревню. Мы жили недалеко друг от друга, но соседями не были, и принадлежали к разным компаниям. Я впервые увидел ее, когда мы с друзьями играли в серсо — набрасывали пластмассовые кольца на деревянные шпажки. Нас было там человек восемь, а она взяла и уставилась на меня. Знаешь, будто остолбенела. Будто привидение увидела. Смешная такая: длинноногая, как журавль, загорелая дочерна, две светлые косички и короткая красная юбка в складку. Приятели сказали мне, что зовут ее Наташа.

А потом получилось так, что между нашими улицами началась война. Конечно, шуточная, шишкой в лоб и все такое… И мы с Наташей очень увлеклись боевыми действиями, все норовили посильнее обидеть друг друга. В этом выражалась наша взаимная симпатия… Война продолжалась из лета в лето, я закончил школу и стал реже появляться на даче. А когда приезжал, то подойти к ней стеснялся: она выросла, удивительно похорошела… Не девушка — а прямо нимфа лесная! Правда, очень современная и острая на язык… От друзей я слышал, что она успешно занималась бальными танцами. Потом узнал, что она вышла замуж и уехала в Германию. Я крутил какие-то легкие романы, а друзья — они давно все переженились — призывали меня остепениться.

Как-то вчетвером — я с очередной подружкой и коллега с женой — приехали на дачу, на шашлыки. Женщин мы оставили заниматься хозяйством, а сами решили прогуляться к озеру Вечер был тихий, теплый… На другом берегу слышно каждое слово. Где-то играла музыка, какое-то ретро, и я узнал старенькую песню Пугачевой: «Я птица гордая, я птица певчая…» Что-то там: «небес не надо мне любви твоей взамен…» Короче, в детстве целое лето прошло под эту песню. И что ты думаешь? Выходим на берег, а там — Наташа. Сидит, скрестив ноги, такая загадочная и неприступная, как жена самурая из старого японского фильма, и смотрит вдаль. А потом оборачивается, и взгляд у нее… Точно такой, как двенадцать лет назад: словно привидение увидела. Я тоже остолбенел, потому что красива она была несказанно.

Потом мы болтали ни о чем, она сказала, что уже два года в России, с мужем развелась, живет с мамой, растит дочку. И вдруг спрашивает: «А когда у тебя день рождения?» — «Семнадцатого сентября», — говорю. Она так удовлетворенно кивает: «Я так и думала. У меня тоже». Я, наконец, осмелел и попросил у нее телефон. Ужасно боялся, что она начнет надо мной посмеиваться, язычок у нее острый, а я всегда эдаким увальнем был. Пока искал, на чем записать, даже руки затряслись. Нашел каком го спичечный коробок и ручку. А Наташа так просто, именно этого ожидала, написала свой номер и сказала: «Позвони мне». И снова посмотрела…

— И ты позвонил? — спросила заинтригованная Катя.

— Нет! — развел руками Василий. — В том-то и дело, что нет! Понимаешь, я же тогда не один был, с девушкой, я ее даже к своим родителям водил … А Наташа была для меня слишком красивой, слишком… недоступной, что ли? Я убеждал себя, что все придумал — про нас. Что взгляды эти мне почудились. Что совпавшие дни рождения — случайность. Нет, вру. Однажды я звонил. Правда, был сильно пьян, а ее не оказалось дома. И, слава богу…

— И что теперь?

— Если… Когда мы вернемся домой, — поправился Василий, — я ей позвоню. Коробок этот у меня до сих пор валяется во всяких старых мелочах — брелках, кассетах. Если у нее кто-то есть, я ее отобью. Я пройду через ад, и она меня дождется. По крайней мере, у меня очень сильный стимул вернуться домой. Ну что, загрузил я тебя? — спросил он совсем другим, обычным своим шутливым тоном. — А у тебя своих забот хватает. Кстати, он отличный парень!