И тут со стороны ворот заорали:

– Спасайтесь, о правоверные! Нам конец! Спасайтесь!

– Да не будет у тебя матери, сволочь! – заорала в ответ госпожа.

И дала таких шенкелей хадбану, что у ограды они оказались в один миг.

Ворота были распахнуты, и в них по одному вбегали растрепанные, уже без шлемов люди.

– Стойте! – закричала госпожа Нум и выхватила саблю из ножен. – Стойте, о правоверные!

На нее бежала целая пыльная толпа с перекошенными лицами.

– Благовония у наших шей! Золото у наших запястий! Мы не пустим вас в свои постели! – надрывалась госпожа, крутясь на своем хадбане и бесполезно размахивая саблей.

Мимо них бежали – с раззявленными ртами и стеклянными пустыми глазами.

– Нум, в бой! – резко крикнула княгиня.

Ее отряд уже взял в галоп, Тамийа-химэ последняя задержалась на земляной перемычке надо рвом, окружающим лагерь.

– В бой, Нум, теряешь время!

И тут у Абида чуть не подкосились коленки. От ужаса он завизжал как резаный:

– Карматы! Карматы!

И почему-то:

– Помоги-ите!..

С холма разгоном летел эскадрон конников. Всадники с железными лицами, кони с железными мордами – выходцы с того света! Под рубашкой потек пот, и Абид заорал сильнее.

Кругом визжали и метались.

– Стойте! Куда вы! Сражайтесь! – истошно кричала госпожа Нум. – Благовония у наших шей! Золото у наших запястий! Неужели вы оставите своих жен необрезанным?!..

И тут со стороны лагеря послышался многоголосый свирепый крик женщин – который тут же сменился жалобными криками мужчин.

– Шайтан! Шайтан! Не бей меня, о женщина! Ой, больно! Нет, не бей меня! – орала толпа на разные голоса.

Абид шарахнулся и потащил за собой коня разом сомлевшей госпожи. На них бежала, размахивая кто чем, толпа горе-воинов. А над их головами качался лес кольев от шатров! Женщины! Они сломали палатки и преследовали бегущих с поля боя мужей!

– Я тебе покажу, о трус! Да не будет у тебя матери! Бей их! Бей их, сестры!

В небо полетели вибрирующие крики, здоровенные палки мотались в воздухе и то и дело опускались на плечи бегущим:

– Шайтан! Шайтан! – орали мужчины, которых били собственные жены.

– В бой! – радостно закричала госпожа Нум, и они тут же смешались с голосящей и уворачивающейся от ударов палок толпой.

Паруся абайями и головными платками, ашшаритки бежали – и на ходу умудрялись кидаться камнями. У некоторых тех камней были полные подолы!

– О незаконнорожденные! Сражайтесь! Мы не пустим вас в свои постели!

Вопя от боли и негодования, беглецы накинулись на мчащих с холмов карматов.

Их вынесло на склон. Огромная коняга в чешуйчатом панцире взвилась на дыбы, мелькнуло копье. Хадбан госпожи Нум жалобно завизжал – копье ударило его прямо в ноздри. Абид шарахнулся и заорал от страха. С отчаянным криком Нум покатилась по пыльной земле, ярко-красный шлем катился отдельно.

Оцепенев и пустив в штаны струю, Абид наблюдал, как неспешно соскакивает со своей адской коняги железный всадник. Как перехватывает копье. Как грузно шагает к мотающей длинными кудрями девушке. Заметив смерть, Нум подняла в дрожащей руке меч – тяжелый клинок дрожал, губы жалобно кривились: не подходи, не подходи, не подходи ко мне, о ужас… Кармат занес копье, госпожа глупо вскинула меч и завизжала. Дальше Абид ничего не видел. Потому что прыгнул на спину железному воину и со всей дури дал ему большим камнем по кольчужному затылку.

Истошный крик Нум привел юношу в чувство. Госпожа визжала почему-то прямо под ним. Оказалось, кармат упал на ее меч, неглубоко, но кроваво насадился на лезвие и опрокинулся вместе с торчащим из груди клинком набок. А Абид шлепнулся на визжащую от ужаса, обляпанную кровищей Нум.

– На ноги и в бой! – Сильнейший тычок между лопаток заставил его подскочить.

Сумеречница – в подвязанном сером платье, верховая. Серое от пыли лицо все в кровавой мороси.

– Возьми палку, сестричка, – усмехнулась она все еще всхлипывающей Нум. – Меч тебе не по руке.

И снова рявкнула на Абида:

– В бой, трус обоссавшийся! В бой, я сказала, сердце вырву!

Заорав от ужаса, Абид подхватил копье и побежал в пыль.

* * *

Видимо, этого кармата – почти без доспехов, в одном панцире из буйволиной кожи – они заколотили палками на пару с толстой теткой в сбившемся платке. Точнее, тетка орудовала палкой, а он, Абид, – древком копья. Наконечник давно отломился, хреновое копье-то было, дешевое…

Тетка стояла рядом и бурно дышала, тяжело опираясь на кол с черным мокрым концом. Труп со смятым в кашу лицом лежал у их ног, странно подогнув ноги.

Вдруг отовсюду заорали:

– Тарик! Тарик! Благословение Всевышнему – Тарик идет нам на помощь!!!..

Что там происходило в сплошной пылюке, Абид не видел – хотя они с теткой, конечно, побежали вперед, размахивая палками. Впереди слитно грохотало, и вдруг рев и лошадиный визг поднялись такие, что под куфией зашевелились волосы. Видно, сшиблись конные отряды.

Уже потом ему рассказали, что нерегиль подоспел со своими джунгарами на помощь тютелька в тютельку, да как хитро придумал: господин Меамори с тысячью всадников ударил во фланг дерущейся с нишапурцами карматской пехоте, а сам Тарик с остальными тремя тысячами и получившей передышку конницей хана Амурсаны обрушился на предателей-Бессмертных. В сгущающейся темноте карматам показалось, что их атакуют со всех сторон, и они принялись спешно отступать.

А тогда Абид убежал недалеко: пропустил удар булавой по башке, хорошо, что скользящий, череп остался цел, упал и лежал без сознания, пока его не подобрала все та же сердобольная толстая тетка.

* * *

Ночь

Саюри деликатно шебуршилась за спиной, поправляя изогнутую загогулину шнура на проволоке: по новой моде такие должны были торчать подобно стрекозиным крыльям из-под длинной петли волос на затылке. Ну и, конечно, поверх сложного сооружения из прядей возвышался гребень-диадема с десятком жемчужин.

Майеса пыталась сопротивляться: мол, Тарег-сама предпочитает ее видеть с длинными распущенными волосами. Но служанка осталась непреклонной: четвертый месяц со дня свадьбы. Праздник. Надо приодеться.

Стараясь особо не шевелить головой – а вдруг все свалится, Майеса скосила глаза на завязанные бантом шнуры на груди. Кисточки вроде свисали ровно.

Саюри прошептала благословения и подвинула под локоть столик с фарфоровой бутылочкой вина и двумя плоскими чашками.

За пологом мягко протопотала Айко.

И тут же упала на колени в приветствии: