В последующие несколько дней она много и мучительно размышляла, пытаясь понять, почему именно Джоузи она выбрала в качестве своей, теперь столь знаменитой героини. Потому что этого хотела главный редактор? Неужели Джасмин продала свою семью по прихоти редактора, чтобы сделать никому не нужную карьеру?

Нет, что за ерунда лезет в голову. Она искренне верила в Джоузи. Жизнь младшей сестры не была идеальной, но, по крайней мере, ей казалось, что Джоузи нашла смысл существования. Да, ей приходилось идти на некоторые жертвы, но сестренка казалась счастливой.

Во всяком случае, одно Джасмин знала наверняка — как бы она ни любила работу и карьеру, но свою семью она любила гораздо больше. Так что надо просто терпеливо подождать, когда все нормализуется, а ее карьера, рано или поздно, все равно состоится.

А сейчас, когда пресса готовит травлю ее родных, она будет вместе с семьей.

Джаз стала лениво прикидывать, чем бы еще она могла заняться в жизни. А что, неплохо бы поступить в пожарные!

В тот же вечер она позвонила Мо, и подруги договорились встретиться дома. Ситуация складывалась не самым лучшим образом.

— Знаешь, если только он даст этот материал в желтую прессу, между нами все кончено, — сказала Джаз дрожащим голосом, не в силах сдерживать эмоции. «Относись я лучше к Гилберту, — подумала она с горечью, — сейчас разговор был бы иной». Но Мо наверняка ради подруги сделает все, что может. Когда мать Мо умерла, ей было всего двадцать, и все Филды тогда отнеслись к девушке, как к родной. Их столько всего связывает. Гораздо больше, чем Мо и Гилберта.

— Я все понимаю, — тихо ответила Мо. Ее ответ больно кольнул Джаз. — Но я боюсь, что у Гилберта нет другого выхода.

Джаз взорвалась:

— Нет есть! Очень даже есть!

— Джаз, он должен думать о своей карьере. Ты и сама это понимаешь.

— Нельзя делать карьеру таким образом!

— Но это его единственный шанс, — ответила Мо. — К тому же нам сейчас нужны деньги.

Джаз молчала.

Мо пришлось добавить:

— Потому что мы решили пожениться.

Джаз уставилась на подругу не веря своим ушам.

Они долго, не отрываясь, смотрели друг на друга. Казалось, прошла вечность.

— Ты не хочешь меня поздравить? — грустно спросила Мо.

— Поздравляю, — сказала Джаз и вышла из кухни. Слезы брызнули у нее из глаз.

Она лежала в ванной, и слезы текли прямо в воду. До чего же все скверно! Ее карьера доживает последние минуты; она влюблена в человека, которого презирала и так страшно оскорбляла; она навлекла беду на свою семью; на ее глазах старшая сестра потеряла веру в любовь; и в довершение всего — лучшая подруга выходит замуж за человека, остроумия у которого не больше, чем у табуретки…

Хлопнувшая входная дверь резко вывела Джаз из состояния транса. Девушка вдруг почувствовала, что вода в ванной совсем остыла, а она вся покрылась мурашками.

Каждое утро Джаз ждала, когда же на них выльется ушат дерьма. Но по каким-то причинам газеты предпочитали другие скандалы: слава Богу, футболисты и политики занимали прессу больше, чем актеры. Каждое утро она просматривала все газеты и журналы и каждый раз с трудом сдерживалась, чтобы не закричать от радости, не найдя там шедевра Гилберта. Листая в полном безумии страницу за страницей все издания, Джасмин словно встречалась там со своими собственными «бесами»: со своей самонадеянностью в суждениях о других, своей ограниченностью в попытках вовлечь семью в раскручивание карьеры и своей полнейшей профессиональной некомпетентностью.

К ее большому удивлению, жизнь продолжалась. И шла как обычно, правда все Филды теперь больше общались друг с другом по телефону. Ну, еще Майкл теперь не жил дома, и родители Джаз чаще, чем раньше, сидели с Беном. В остальном же жизнь шла своим чередом. Как и раньше, самым неприятным для Джаз в будние дни было ездить в метро на работу, а сама работа, как и раньше, приносила и разочарование, и пьянящую радость в равной степени.

Агата заняла жесткую позицию и не соглашалась оставить Джаз на полставки. Она хотела, чтобы Джаз работала только в «Ура!» на полную ставку и вела, как обычно, свою колонку по выходным. Теперь рядом с именем Джаз в журнале будет красоваться ее фотография. Агата превращала личный успех сотрудницы в разменную монету для журнала. Джаз, напуганная тем, что может скоро потерять колонку в «Ньюс», решила, что выбора у нее нет и придется остаться в «Ура!». Причем, может быть, даже на всю оставшуюся жизнь — если еще Агата позволит ей остаться после страшного скандала. И, конечно, ко всему прочему Джаз регулярно посещала репетиции.

Репетиции теперь проходили совсем иначе. И не только потому, что она полностью игнорировала Гилберта и не разговаривала с Мо, которая окончательно съехала с квартиры, оставив Джаз там одну, и не потому, что Уильям демонстративно обходил ее стороной.

Частично изменения были связаны с тем, что они теперь репетировали в театре, который был свободным всю неделю перед спектаклем. Это привнесло в репетиции больше трепета и страха. Миссис Беннет сыпала анекдотами даже больше, чем прежде. Мистер Беннет расхаживал по залу, выпятив свой великолепный живот и с тоской поглядывая в зрительный зал. Остальные актеры теперь говорили громче и быстрее, чем в заплесневелом церковном зале.

Но главное, что изменилось, — это сам Гарри, которого теперь было не узнать. Он стал приветлив со всеми, вел себя очень просто и доступно. В перерывы он разговаривал с актерами, интересуясь их мнениями и переживаниями по поводу своих ролей. Так что теперь, в интерьере викторианской роскоши, все чувствовали себя даже более раскованно, чем на репетициях в замызганном помещении церкви.

Настроение Гарри сказалось и на его режиссерской деятельности. Сами репетиции стали проходить спокойнее, актеры были довольны, и с каждым днем спектакль становился все лучше. Единственной, кому новый стиль Гарри не слишком пришелся по душе, была Сара Хейз. Джаз вновь ощутила в себе способность ненавидеть, особенно наблюдая, с каким презрением Сара смотрела на каждого, с кем в тот или иной момент разговаривал Гарри. Хотя Джаз теперь понимала — и от этого ей было стыдно, — что ее ненависть к красавице актрисе объясняется прежде всего ее всепоглощающим страхом, что в один прекрасный день Сара действительно отнимет у нее Гарри. Нельзя было не признать, что эта женщина необыкновенно хороша — этакое изысканное насекомое. И создавалось впечатление, что Гарри даже было приятно, когда Сара в очередной раз спрашивала у режиссера совета. Одно из двух: либо он просто демонстрировал невероятное терпение, либо ему нравились ее заигрывания. Не мог же Ноубл не видеть ее коварство? Джаз пыталась себя убедить в объективности собственных наблюдений, на которые никак не влияли ее тайные надежды.

Но надежды надеждами, а факты фактами: она была единственной в труппе, кому Гарри теперь практически совсем не уделял времени. Пару раз Джаз поймала на себе его взгляд, но и этот взгляд теперь стал другим: более задумчивым, чем раньше, и в нем читалась явная ностальгия. «Возможно, он думает о том, что еще удачно отделался», — пришло в голову Джаз. Теперь стоило ей взглянуть на него, как он тут же отворачивался.